В годы детства меня развлекало общение с нашей юной квартиранткой Наденькой, чье румяное лицо окружали рыжеватые волны пышных волос. Мы с братом любили играть с ней в прятки, догонялки и другие игры, когда мать просила Надю присматривать за нами. Так происходило, если дома никого из взрослых не было. Обычно Надя проводила с нами почти все свободное от учебы в медицинском училище время. Иногда мою расположенность к Наденьке замечали брат Владимир и соседский приятель Валерка. Тогда они дурачились, осыпая меня насмешками и дразнилками. Я смущался, но никак не мог отказать себе в развлечении побегать по двору с рыжеволосой хохотушкой, попрыгать и потанцевать, а иногда обхватить ее за талию и повиснуть, прижавшись, несмотря на показное сопротивление. Наденьку было легко развеселить щекотанием укромных мест. Она взвизгивала и хохотала так, будто я нашел и включил тайную кнопку где-то на ее фигурке.
Откровения мира рисовались для меня и на потолке дома, в комнате, где стояла моя кровать, а раньше была подвешена люлька. Хотя потолок часто и аккуратно белили, на нем я с легкостью обнаруживал графические композиции и разводы, вызывавшие фантастические ассоциации, как будто они проецировались из тьмы будущего. Не менее интересными казались и морозные узоры зимой на двойных окнах. Еще более впечатляли хороводы бесконечного кружения мохнатых снежинок во дворе. Они порождали неповторимые ритмы в голове, настраивали на размышления и тревожные ожидания, но всегда приземлялись совершенно невозмутимо.
Все это бесцеремонно и образно комментировал ВГ. Он не был моим близнецом, скорее хулиганистым приятелем, сообщавшим о многом грубо, но увлекательно. При этом я нередко считал его собственным внутренним творением, продуктом тайных размышлений. Меня привлекали его оригинальные заключения, по какому бы поводу они ни возникали. Например, он утверждал: если появилась мысль, значит, мир уже изменился, а новая, вовремя пришедшая мыслительная конструкция, способна радикально изменить будущее. Мне трудно было представить тогда, что предсказательный и мыслительный потенциал ВГ окажет влияние не только на восприятие мною мира, но и на выбор профессии. Я не догадывался, что в моем будущем произойдет пересмотр собственных впечатлений и наступит глубинное переплетение с активностью ВГ.
Временами мне являлись «летательные» сны, в которых возникал целостный охват мира, взгляд простирался бесконечно вширь, а сам я с легкостью поднимался в манящую высь. Это отличалось от обыденной жизни, будто мною просматривался художественный фильм или пьеса. Иногда я непроизвольно пытался дать себе задание повторно увидеть подобный сон. Увы, билеты на такие «спектакли» не продавались. Если повторение все же происходило, я чувствовал себя в эти минуты более счастливым без всякой причины. Только одно настораживало и заставляло задумываться: почему после пробуждения я не мог точно воспроизвести увиденные цифры или стихи, как будто они были совершенно секретным кодом ключевой военной операции?
Столь же загадочным было и то, что из разнообразных узорных начертаний на стеклах, потолке или среди облаков на небе я различал законченные контуры, имеющие смысл и какую-то строгую закономерность. Это можно было расценивать как оставленное кем-то специальное послание для меня и моего ВГ. Мой внутренний собеседник комментировал эти видения и сообщал мне их смысл в форме кратких, энергичных выражений. Он активировался непредсказуемо, невозможно было заранее угадать, когда и в каком виде он даст о себе знать. Вот только что он прозвучал с поучениями как бы от лица моей мамы, потом стал смутно похож на говорливую соседку, а вот уже «проявился» как виртуальная копия какого-нибудь литературного героя из увлекательных сочинений Александра Беляева – великого и неподражаемого фантаста.
