Наука для нее была процессом, ведущим к совершенству. Каждый ответ порождал новые вопросы, каждый из которых приносил все новые и новые ответы. Ей хотелось заполнить пустой круг человеческих знаний фактами и доказательствами, чтобы не приходилось доказывать недоказуемое с помощью предположений и легенд. Чем меньше в жизни относится к области мифов, тем лучше становится человечество. Если бы за это давались призы или денежные гранты – прекрасно. Но Ниланджана не нуждалась в поощрениях. Она стремилась к научному порядку и стройной системе знаний.
– Верно. Но, Луиза, посмотри сама. Мне нравится этот эксперимент. Он интересен. А если он интересен, значит, он важен. Вот что всегда говорит Карлос.
– О, Карлос. Он великий ученый, Нилс, но ему не хватает карьерных устремлений. Держись меня, я помогу тебе достичь высот.
– Ладно, хорошо, но… – Ниланджана показала на чашку с бактериями, но в этот момент раздался оглушительный грохот, за которым последовала ослепительная ярко-белая вспышка, рука ее дернулась и, угодив прямо в чашку, перевернула ее.
– Прошу прощения! – вскричал Марк. Его рабочее место располагалось за ними, и он изобрел агрегат, который должен был вызывать ослепительную вспышку, за которой бы раздавался оглушительный грохот, но вот уже несколько недель тот срабатывал в обратном порядке.
– О, вот черт! – воскликнула Ниланджана. – Там была вся работа за месяц. Мне нужно бумажное полотенце. Прошу меня извинить.
Луиза пожала плечами.
– Как угодно. Дай мне знать, если тебе понадобится совет. Я желаю тебе только хорошего, а ты всех нас подводишь.
– Не слишком ли сильно, мы едва…
– Ой, извини, Нилс! Это я опять картофелине.
Ниланджана встала, чтобы взять что-нибудь, чем можно было бы вытереть расползавшуюся по столу лужицу. Питательный раствор залил практически всю меньшую часть стола и грозил вот-вот пролиться через край.
Марк виновато сморщился, когда она проходила мимо.
– Ты уж извини. Мне надо было подать предупредительный сигнал, чтобы вы знали, что я начал испытания, но сама знаешь, как это бывает. Увлекся экспериментом.
Ниланджана кивнула, оборвав его оправдания взмахом руки. Она прекрасно знала, как это бывает. Марк ей нравился, и она жалела, что его эксперимент проходил неровно, пусть даже его попытки все наскоро починить наносили ей серьезный психологический и физический ущерб.
– Не слушай ее, – произнес Марк, отвинчивая заслонку на своем агрегате, чтобы понять, в чем проблема. Внутри что-то слабо мигало и успокаивающе бормотало. Он покачал головой. – По крайней мере, хоть это произошло в нужном порядке.
– Я могу слушать ее, но не слышать, понимаешь? – ответила Ниланджана. – Я горжусь своим экспериментом. Он связан с тем, что мне интересно, и он продвигается. Или продвигался. Продвигался, пока я все не перевернула. – Она открыла лабораторную аптечку первой помощи, где лежал рулон бумажных полотенец и больше ничего. – Ну, не знаю. Может, дело в том, чем я занимаюсь, понимаешь? Я одна здесь ставлю небольшие эксперименты. Может, мне именно это и суждено. Тогда все будет хорошо.
– Лишь бы ты была счастлива, Нилс. – Марк поковырялся в агрегате отверткой. – Правда, лишь бы ты была счастлива. Ты счастлива?
– У меня все прекрасно. – Ниланджана оглянулась на небольшую лужицу питательного раствора на столе, вздрогнула и, отмотав от рулона бумажных полотенец длинную полосу, обернула ею руку и оторвала резким рывком. – Мне не надо быть счастливой, когда у меня все прекрасно.
