– Зачем нам, да еще в России, строить заводы? – возразил Троцкий, у него на все находилась своя точка зрения, – В Европе этих заводов пруд-пруди. Стоит только бросить клич, и пролетарии на них вмиг соединятся в едином порыве и очертя голову ломанутся в мировую революцию.
– Русские крестьяне – бездонная бочка, их можно грабить, пока они не выведутся. Ограбим дочиста, хлеб весь выгребем, купим у капиталистов веревки и на этих веревках их всех – капиталистов – повесим вдоль дорог. Шучу, шучу, – рассмеялся Ленин, – конечно же, не веревки купим, а пушки и прочее оружие – вот тогда и устроим бойню, весь мир ограбим без сожаления, а затем попируем на просторе. Это и есть мировая революция, батенька, – похлопал Ленин Сталина по плечу.
Но Сталин оказался упрям и не согласился ни с Лениным, ни с Троцким.
– Что касается мировой революции, то тут я полностью согласен. Ради нее я готов ночами не спать, мечтать и песни петь. Но землю крестьянам отдать нужно. Ведь обещано. Я слово горца дал.
– Да плевать мне на твое слово, данное второпях, необдуманно и не посоветовавшись с товарищами, – беспечно ответил Ленин.
– Я мамой поклялся, – мрачно сказал Сталин.
И тут Троцкий дождался своего часа. Влез между Лениным и Сталиным и, отвратительно хихикая, проблеял козлиным голоском, по сути дела перетолковывая ленинские слова:
– И на маму твою плевать.
Сталин изловчился, выхватил кинжал – он в молодости его всегда при себе имел – кинжал вещь надежная, никогда не подведет – и хотел ударить Троцкого. А тот, не будь дурак, отпрянул в сторону. Ну, Сталин и всадил кинжал Ленину в живот по самую рукоятку. Видит – не туда, то есть не тому попал, выдернул назад, а уже поздно, у Ленина и кишки вон.
Ленин, пока еще жив, и говорит Троцкому:
– Так и знал, что от тебя, Иудушка, какая-нибудь неприятная гадость навернется. Ведь вот не Сталин же виноват, он просто вспыльчив, как все кавказцы, они очень не любят, когда их маму нехорошо поминают. Это все ты, нетерпеливый дуралей, зачем влез?!
Но потом видит, дело уже не поправить, да и Троцкого на ум не наставишь, горбатого, мол, могила исправит. Закатил Ленин глаза и произнес замогильным голосом:
– Уж не думал, не мечтал я, что придется сдырдиться в самое веселое время, когда мировая революция на носу, только чихни. Ну да теперь за локоть не укусишь. Вы же о том, что тут произошло, помалкивайте, чтобы никому в голову не пришло, что между нами могли возникнуть разногласия. И, кстати, не забудьте взорвать храм Христа Спасителя в Москве.
– Никому не скажем, – искренне опечалившись, пообещал Сталин, – и в мавзолей вас положим и будете лежать словно живой.
– И Храм Христа Спасителя взорвем, камня на камне не оставим, – торопливо поддакнул Троцкий, он больше всего на свете мечтал устроить какую-нибудь гадость в православном храме.
Но Ленин уже не слышал и как положено мертвецу, словно деревянный истукан, грохнулся на пол.
– А что значит сдырдиться? – спросил Троцкий, он не имел обычая сдерживать своего глупого, праздного и часто надоедливого любопытства.
– Сдырдиться, значит умереть внезапно, без покаяния, – объяснил Сталин.
– А разве он собирался каяться? Ленин вождь мирового пролетариата, а значит, и каяться ему не с руки, ему покаяние, что глухому гармонь-тальянка. Многие ошибочно полагают, что тальянка называется тальянкой потому, что их, эти тальянки, мастерят в Туле. На самом деле слово «тальянка» – это искаженное «итальянка». Потому что – опять ошибочно – считали, что ее изобрели в Италии. На самом же деле гармонь придумали немцы, мастеровые, работавшие в Туле на оружейных заводах. А собственно русские в гармони только деревянные планки, для них под Тулой специально заготовляют «гармонные дрова» – липовые плашки самого лучшего качества, – пожал плечами Троцкий.
