XLVI. Как Сталин вдруг оказался всех речистей
Как дошла до простого народа весть, что умер Ленин, людей охватили уныние и сопутствующая унынию беспредельная тоска. Рабочие на заводах и фабриках остановили работу и впали в оцепенение, только и хватило у них сил чтобы включить гудки и сирены. Гудки загудели, сирены завыли; жалобный, но очень громкий вой повис над страной. Крестьяне бросили кто соху, кто косу, а бабы грабли (дело было в самую сенокосную пору), сели кто где стоял, прямо на землю, развели руки в стороны и говорят друг другу: «Вот те и на, Ленин помер, какая оплошность вышла, кто ж нам теперь лучшую жизнь обещать-то будет?»
Собрались люди на похороны Ленина, все грустные, даже старые большевики опечалились, тайком слезу смахивают. Бывало и на каторге и по тюрьмам держались как бесчувственный, твердый камень-кремень, народу передушили в гражданскую войну – миллионами – и хоть бы хны, а тут прослезились, как тургеневские барышни. Так они Ленина любили, он для них был и свет в окошке, затянутом паутиной, и единственная надежда, все радости сразу и вместе.
Троцкий, Каменев[40], Зиновьев[41] и еще один – Бухарин[42] стали речи говорить. Они давно в ораторы метили, их поэтому и называли «трибунами революции», что такое «трибун», простые люди не понимали, что-то вроде как «табун», но к новому слову относились с уважением. Ведь иной по часу – по два мелет, ну запинается, ну картавит, зато ни остановить, а ежели ненароком выскочит из правильной колеи, так тут же в нее, в эту колею опять вобьется.
А тут – пык-мык, и умолкает, все ораторское искусство пропало, такое от переизбытка горестных чувств обычно случается.
А вот Сталин сказал так, что всех до кишок проняло. Тоже, вроде, недолго говорил, если долго языком ментить даже по делу, с цифрами и фактами, с разными примерами, люди утомляются, скучают и перестают слушать. Нужно так подцелить, чтобы и не коротко, и не длинно, а в самый раз и по-простому, чтобы за душу брало, как бабу за «передок». Вот у Сталина так и получилось.
– Не печалуйтесь, товарищи дорогие, что Ленин так рано умер. Оглянитесь, как много он успел сделать за краткие, но галопом прожитые свои последние годы. Всю Россию разорил от края до края, как какой-нибудь могучий богатырь, в иных местах одни руины остались, и лес лежит, повален словно бурею, а села да деревни вытоптаны, будто Мамай прошел со своей несметной ратью оголтелой, тьмой неисчислимой. А уж сколько крови Ленин пролил – тут ему равных ни днем с огнем не сыскать, ни в потемках со стеариновой свечкой. Разин и Пугачев, если бы увидеть им довелось, подивились бы. А если взять, к примеру, декабристов или Герцена в его Лондоне, то им и равняться с Ильичем нечего. Ежели бы собрать всю пролитую Лениным кровь, целая Волга получилась бы, и в России было бы две Волги, и как следствие – два Каспийских моря. Обратитесь к истории: Чингисхан, Тамерлан и Наполеон в треуголке – все по колено Ленину, хотя он ростом и не удался, и лыс, как свежеспиленный пенек. Но главное даже не то, что Ленин сумел в краткий срок разорить Россию и залить ее кровью. Главное, что он вывел нас на путь-дорогу. И нам с вами по этой дороге топать и топать, пока не дойдем до Всемирного погрома и грабежа всего земного шара, а как только наступит это счастливое время, мы сразу же поставим Ленину памятник выше египетских пирамид из какого-нибудь твердого, блестящего на солнце металла, а не из пошлой бронзы и меди, покрытой патиной. А пока что соорудим мавзолей и положим в него нашего дорогого Ильича в самом лучшем пиджаке и ботинках и будем ходить и молиться уже на него, а не на босоногого Иисуса Христа, от которого ни мумии, ни могилки не осталось, так как он вознесся на небеса и даже на иконах изображен без портретного сходства, у якутов – с раскосыми глазами, у кавказцев – брюнетом, а у хохлов – с чубом. А уж Ленина мы отрисуем по фотокарточкам точь-в-точь, какой был, и портреты его развесим по всей нашей необъятной стране.
