– Платоша, вставай! Надо принести дров и помочь отцу наколоть льда,– слова матери выдергивают из этого сна.
Ласковые руки мамы будят Платона, и он нехотя потягивается, оглядывая темную юрту с подслеповатыми окнами из бычьего пузыря. Как не хочется вылезать из теплой постели. Хочет снова окунуться в сон и досмотреть его до конца. Этот сон прерывается всегда в одном и том же месте.
Очаг потрескивает, бросая иногда головешки на земляной пол. В юрте стоит запах ухи. Платон быстро одевается, еще полусонный сидит за столом и хлебает уху. Мать, строгая, но любящая своих детей, ласково воркует и подливает ему похлебки. Платон, как заправский мужичок -помощник, как-никак!– натягивает дырявую дошку с чужого плеча и выходит на зимний воздух, который выбивает из Платона последние остатки сна.
Солнце бросает яркие лучи на снег, и он переливается, режет после темного жилища глаза. Постепенно глаза привыкают, и взору открывается обширный алас, перерезанный замершей рекой. Вяло поднимаются утренние дымки от труб юрт и насколько хватает глаз – стоит морозная, снежная даль. В воздухе уже чувствуется приближение весны и Платоше хочется набрать в легкие воздуха и крикнуть, что есть мочи: «Эге – гей!». Да так, чтобы его крик ударился в дальние горы, вернулся обратно, многократно усиленный эхом. Платон представляет как на Севере, на далеком океане, изнывает зверь – Бык мороза и стужи; как морозный пар выходит из его громадных ноздрей, как дышит он морозом, пытаясь заморозить все живое, но не хватает мочи – переломлен хребет и опадает сам собой ледяной исполинский рог.
Но хватит мечтаний – наверно, отец совсем умаялся один на реке, вырубая куски льда. Платон вприпрыжку бежит по утоптанной тропинке к извилистой и неприхотливой речушке Татте. Платон разгорячился от бега, и уже подбегая, видит согбенную фигуру отца возле кучки льда.
– Долго спишь, Платон! – кричит насмешливо ему отец, ухмыляясь и привечая добрыми сощуренными глазами Платона. Полы дохи мешают, но как хочется молодцевато подскочить, чтобы отец его похвалил и удивился его ловкости. Отец уже наколол бруски льда, и Платон загружает их в деревянные салазки, пытаясь набрать больше. Уловка проста, чтобы делать меньше ходок и поскорее предаться мальчишечьим играм. Отец, отставив пешню в сторону, одобрительно смотрит на уходящего Платона: «Большой он стал. Быть ему моим помощником – нам с матерью на старости подмога». И пришли следом в голову горькие мысли о безвылазной бедности, о судьбе детей. Казалось, всю жизнь Алексей работал, не покладая рук, но не было конца нищете и тяжелой доле. Из-за своей бедноты и большого количества детей он не смог стать даже наслежным скороходом. Шесть сыновей и четверо дочерей – как прокормить такую ораву? Работа вытягивала все жилы и не давала Алексею с Евдокией Слепцовым распрямить спину. Придется нам, как бедным родственникам, по лету идти в кабалу к брату – становится у него хамначитом. Горестно и тяжело стало Алексею от этих мыслей, и он снова взял тяжелую пешню и продолжил долбить лед.
Когда с работой бывало покончено, Платон бежал созывать своих друзей по детским забавам. Закадычных друзей у Платона было двое. Детей из таких же бедных семей – Лексей и Уйбаан. Лексей – боязливый, круглый и медлительный крепыш, с постоянно грязными пальцами и черными ободками давно нестриженных ногтей. Расшевелить его стоило большого труда. Уйбаан – с простым и широким лицом, удивительно похожий на мать. Темные и длинные ресницы вокруг бойких глаз, щуплая, но подвижная фигурка. Он хорош в драке, не боится темноты, верный соратник Платона по ребячьим забавам.
