– То есть, он совсем был похож на наш, понимаешь?
Надлом в нотке. Словно хрустнули крекером.
– Понимаю, Лен. Меня тоже иногда уносит.
– Просто… Такое чувство, что я вижу его и сейчас.
Алекс улыбнулся. Умилился. Прижал к себе.
– Ты моя мечтательница!
Да, мечтательница. Она любила сочинять. В смысле, всякие истории. Успела пару раз издаться в РС (Российском Союзе. Давайте условимся именно на таком сокращении). Но прямо сейчас она не мечтала и не сочиняла. Сейчас она видела все как никогда ясно. Ее зрение улучшилось. А это значит, что скоро… Ой, месячные… Не буду пока говорить Алексу. Блин!
– Что с тобой, малыш?
Он никогда не повторялся. И всегда называл ее по-разному, но одинаково мило. (Хотя, полагаю, тошнотворненько и приторно для остальных, в том числе и вас, – недаром же их прозвали Сладкой Парочкой.)
– Не знаю… – Знает. – Может, встревожилась. Как-то не по себе… Будто не до конца проснулась.
Алекс провел рукой от ее грудок до лобка. Лен тихо простонала и стерла тревогу улыбкой.
– Кажется, не сплю.
– Вот именно. Пойдем домой?
– Да, любимый, пойдем.
И они оделись и пошли обратно. Он – весь в статистических расчетах, дрейфуя по водам гипотетических возможностей и надежд; она – бережно несла его семя, ощущая теплый комочек внутри себя. Периодически нюхала ладошки. И улыбалась. Да, улыбалась, но старалась не смотреть на… На… Ладно, пугливая, не бойся, ну же. НАВЕРХ. Наверх она боялась посмотреть, куда же еще. Заботливый муж стиснул ее ладонь, пребывая в полной уверенности, что Лен тревожится по поводу некоего вуайериста-шпиона. Лен вообще часто тревожилась по любому поводу, однако Алексу до мирских забот столь мелкого уровня не было дела. Они клевали его, как стрелы с пластиковыми наконечниками броню динозавра, и отлетали, а потом Алекс шел по ним, слыша хруст. Это было их Парадоксом Взаимосвязанного Непонимания – одна мыслила глобально-позитивно, но постоянно переживала по нелепым мелочам, второй – мыслил с позиции ОККУПИРОВАННОГО, но не парился над какими-то эпизодическими недопомехами, стараясь искать плюсы во всех ситуациях.
– Хей, Лен, – окликнул он, выуживая ее из толстых зыбучих слоев переживаний и дискомфорта.
– Да?
– А ты красивая!
Она прильнула к нему. Поцелуй меня. Спасибо. Да, я сама знаю, что я красивая, но почему бы тебе не подчеркнуть это своим поцелуем и ладонью. Лен воспринимала ладони Алекса как физиологический сканер подтверждения красоты. Как-то она сказала об этом, на что получила от мужа ремарку: НЕИЗМЕННОЙ красоты. А если неизменной, спросила тогда Лен, то почему нужно подтверждение? Для удовольствия. Это эгоизм, дорогая. Я будто каждый раз вылепливаю тебя заново. Ты же видишь свою фигурку.
И она видела.
Алекс любил ее поцелуи. На вкус они были как родниковая вода.
НО: не отвлекаемся; успеем еще обсудить и Парочку, и остальных.
Они покинули лес и вновь вступили на территорию жаркого солнца, потихоньку готовящегося на короткое время уступить место луне.
– Гляди. Кажется, наш наблюдатель побежал напрямую, – Алекс указал на примятую траву справа от тропинки.
– Ну и зря он. Для кого дорожки-то?
– Хех, дорожки на утесе. Природа явно удивляется такой прилежности.
Лен, однако, была серьезной.
– И пусть! Если мы не будем показывать приезжим, как и где ходить, они тут все вытопчут, как…
– Как бараны! – не думая, подхватил Алекс.
Лен помедлила, взвесила и кивнула. И оба рассмеялись.
