Улыбаюсь, радуюсь мелкой шалости, как ребенок. Достаю муку и
слышу голоса…Вовремя! И самый главный голос – Локвуд…приехал! С ним в гостиной
разговаривают наперебой другие – мужские и женские.
Шаги, уверенные и тяжелые. Идет. Замираю, жду момента.
Подходит ближе, и кладет руки на талию…
-Ты почему еще не готова? – шепчет на ухо, в каждой букве
сталь и раздражение.
Ну, что ж ты милый! Я для тебя готовлю, а ты…Лови, придурок,
за первое похищение!
Разрываю пакет с мукой и вроде, как от неожиданности хлопаю
по нему. Столб из белого вещества взмывает вверх и кружась оседает на стоящем
рядом мужчине. Черный костюм от известного мужского бренда покрывается слоем
белой муки. Волосы зачесанные в идеальной укладке, становятся белоснежными,
будто снегом притрусили. Нос, уши- все белое. Щетина напоминает елку в снегу. Эх…Локвуд, видел бы ты себя – красавчик! Но он не только себя не видит, но и еще так
не думает.
Легкое прикосновение к моей талии становится стальной
хваткой. От боли хочется застонать, но я проглатываю стон, цепляю улыбку и
поворачиваюсь к американцу.
-Ой, любимый прости, - улыбаюсь мило и выглядываю из-за его
плеча.
А там… кровожадные журналюги уже вовсю щелкают
фотоаппаратами. И это…только начало, гребанный янки!
Стёб с дальним прицелом на жизнь…
Смотрит в мои глаза, будто пытается убить мысленно. Улыбаюсь
в ответ почти невинно.
-Целуй меня, придурок, - шепчу на ушко, довольная своей
шалостью.
-Если хотела, чтобы я тебя поцеловал, могла бы просто попросить.
Не стоило устраивать цирк, - цедит сквозь зубы.
Вот и ответочка тебе, Рада.
-Не понима… - затыкает рот поцелуем, врывается словно
варвар.
Так он и есть варвар. Захватчик. Американец одним словом.
Я даже подсобралась. Руки положила на грудь, чтобы
отпихнуть. Рассчитывала, что поцелуй будет сродни наказанию за проделку. Но он
меня удивил. Изменил тактику, лишь завладев моим ртом. Нежно скользит губами,
лаская их. Прижимает теснее. Ведет языком, поглаживая мой. Внутри меня все
замирает. Жду, когда возьмет своё. Но когда мужские пальцы ныряют под кофту и
поглаживают позвонки, начинаю дрожать от наслаждения. И защитный барьер трещит,
как дамба под сильным напором воды.
На заднем фоне слышу Джесс. Она просит журналистов пройти на
свои места. Что-то говорит о страсти и любви. Ну, это точно не о нас…
Локвуд отстраняется, но не отпускает. Продолжает держать в
руках и поочередно целует мои губы.
Я даже не знала, что он так умеет. Теряюсь от отсутствия
напора. Хватаюсь за испорченный мукой пиджак. Тянусь сама к нему.
И хочется как-то себя оправдать. Порыв свой ненормальный
объяснить. Но журналистов уже нет, играть не для кого. В голове взрыв! Он что?
Не злится? Или все-таки злится, но очень тихо? Как маньяк…
Открываю глаза и отстраняюсь, но тут же вижу Джесс и
улыбаюсь. В дверном проеме стоит Элиса Лавджой.
-Джесс, бляд моя, проводи гостей, мы переоденемся и
спустимся.
В кухне наступает тишина, от звона которой, закладывает уши.
И если Джесс и Локвуд нихрена не понимают, что происходит,
то Элиса и я, припечатаны обращением американца. Вот и постебалась с дальним
прицелом…
-Извините, - прокашливаясь, говорит журналистка. – У вас так
принято в семье?
-Что именно? – спрашивает Локвуд и стискивает мой правый
бок. Чувствует подставу…
Черт! Останутся синяки. Но сейчас меня волнует несколько
другое. Вот это он придурок! Зачем ляпнул? Еще и при журналистке!
