Но только я знаю, что именно там было. Никому, даже сестрам,
не рассказывала о том, что было. Крокодил привела меня к железной двери и
заставила раздеться. Полностью. Когда вошла в карцер увидела доску, которой
заехала ублюдку. На ней была рассыпана греча. Рядом на клочке ткани лежала
крошка из стекла.
-Думала, так просто отделаешься? – презрение так и сквозило
в словах крокодилицы.
-Он пытался изнасиловать, - я не оправдывалась.
Знала – это
бесполезно. Надзирательница, которая должна была воспитывать нас, помогать
освоиться в жизни, социализироваться,
стала тираном и в какой-то мере палачом. Слёзы стекали по детскому невинному
лицу, но ей было все равно. Её любимчик – не я.
-Ты наказана за рукоприкладство, Радомира. Будешь стоять на
коленях, - с ухмылкой победителя женщина указала на доску с крупой. – А когда
станет совсем невмоготу, встанешь вот сюда. На стекле постоишь и подумаешь над
своим поступком.
Свои поручения она прикрепляла стуком пальца по моему виску,
и безумным хохотом. Громкий хлопок железной двери известил о начале наказания.
-Сядь! – рявкнула крокодилица, в маленькое окошко вырезанное
в двери.
Покорно встала на колени и сложила руки. И тут же погас
свет.
Комната метр на метр. Туалет в квартире больше, чем наш
карцер.
Темнота…давящая…сводящая с ума. Режущая слух тишина. И лишь
боль в ногах давала возможность сосредоточиться и не завыть от отчаяния.
Маленькая Рада в ту ночь повзрослела. Стала старшей сестрой, хотя была всего
лишь на год взрослее близняшек. И так было каждый раз, когда я защищала сестер.
Они выросли, стали взрослыми, самостоятельными девушками. Но я до сих пор
чувствую ответственность. А сейчас, меня словно на куски разрывает от того, что
я не рядом.
-Что произошло в доме Уэлса? – вырвал из воспоминаний.
Дернулась. Локвуд внимательно следил за мной. Отвела глаза,
помотрела в окно. Зима пришла в Вашингтон. За пару часов земля покрылась белым
пухом. Тонким, зыбким, но таким красивым и нужным. Особенно мне.
-Ваш сенатор и его отпрыск – дегенераты. У вас в сенате все
такие? – решила съехать с темы.
-Надеюсь, что нет, - задумчиво ответил, не отводя от меня
глаз. – Любишь зиму?
-Наверное, - пожала плечами, не поворачиваясь. И зачем-то
добавила. – Люблю снег.
-Дон, - обратился к водителю. - парк Мейсона.
Спокойный приказ, а мне как по голове стукнули. Повернула
голову, но Локвуд уже не смотрел на меня. Спустя двадцать минут, около парка
остановилась наша машина. Вышла и осмотрелась. В Вашингтоне уже три дня, а
кроме офиса и бутиков ничего не видела. Вдохнула загазованный воздух и стало
легче. Я дитя мегаполиса.
Локвуд аккуратно подхватил меня под руку и повел к
центральным воротам. Подтянула ворот шубки и бросила беглый взгляд на
местность. Вместе с нами всегда следует две машины сопровождения. Но сейчас
вдоль дороги не менее шести. В парке тихо, каждые метров четыреста стоят
охранники. Вот тебе и прогулка. Одиночество не в почете у этого американца.
Может это и правильно, безопасность превыше всего, но как же уединение?
Медленным шагом проходились по аллеям. Могучие стволы на
фоне ночи стали черными, а припорошенный снег делал их сказочными. Легкий хруст
под сапожками ласкал слух. А теплая рука американца успокаивала. Невероятно, но
факт. Некоторые деревья украшены в новогодние гирлянды, создавали заново
испорченное новогоднее настроение. Завтра же рождество.
