Искра в сердце - страница 2



Всех, кто в камни не превращается.
Эта ночь – как судьбы знамение,
Перемены приходят главные.
За молчание и терпение —
Обнимают родные, равные.

«Избавь меня от чужих имен…»

Избавь меня от чужих имен,
Отступников, голосящих ночами.
В зените жизни, как в самом начале,
Твой зов отчаянием заглушен.
Душа в метельном плену костра,
Разящих рифм разрывают вихри.
И если есть для поэта выход —
Он лишь в тени Твоего шатра.

«Все мы ищем свой путь и забытый исток…»

Все мы ищем свой путь и забытый исток,
Плоть от духа неотделима.
Как прабабка моя, я надену платок
И пойду по Иерусалиму.
Он стоит на холмах, город мой золотой.
Из холодного плена исхода
Я вернулась назад, я вернулась домой,
К свету Бога и силе народа.
Шли сюда через казни и концлагеря,
Тесноту поездов и паромов,
И спасала евреев, хранила Земля
От смертей и от новых погромов.
Память предков – высокий мучительный суд.
И когда-нибудь дети и внуки,
Пережив испытанья, в Израиль придут,
Чтоб сложить здесь молитвенно руки,
Встать у Храма, всю мудрость и горечь принять.
На чужбине тоска нестерпима!
В поколеньях пылает на сердце печать:
Трудный путь до Иерусалима.

«Мы связаны путем одним…»

Мы связаны путем одним.
Сквозь боль и мрак, сквозь дождь и дым
Идем назад – в Иерусалим.
Из дальних стран и областей,
Скитаний, скорби и страстей
Господь зовет своих детей.
Для всех заблудших и слепых
В дороге знаки и столбы —
Принятие своей судьбы.
Нам крыша храма – небосвод.
Звезда высокая ведет,
Вновь собирается народ.
Через страданья темных лет
Сияет возвращенный свет, —
Так исполняется Завет.
В разлуке долгой уцелев,
Призванье различив во мгле,
Мы все идем к Святой Земле.

«Творчество превозмогает страх…»

Арье Перелю

Творчество превозмогает страх
Смерти в одиночестве холодном.
Лица, промелькнувшие во снах,
Отсветом ложатся на полотна.
Восстает его Иерусалим
В обликах неведомых прохожих,
Обретая силу, вместе с ним
К жизни возвращается художник.
На земле он был – веселый гость,
Песнями завершена седмица,
Через души проходя насквозь,
Будет сам теперь кому-то сниться.

«Мгновенье затишья творчества…»

Мгновенье затишья творчества,
Вдруг все вдохновенье замерло.
Но Храма бессмертно зодчество,
И мир создается заново.
Любовью твоей наполнена,
Смотрю, как повсюду светится
Твой город, рожденный подлинно
Над звездами и над месяцем.

Хлеб изгнанья

«Для рассеянных в изгнанье…»

Для рассеянных в изгнанье —
Путь надежды в оправданье.
Память предков, божья милость,
Что бы дальше ни случилось,
Мы любимы и хранимы —
С нами свет Иерусалима.
Что еще познать придется —
Пламень сердца, силу солнца…
Щит – высокая десница,
А разлука просто снится.

«Под сенью старого Толедо…»

Под сенью старого Толедо,
Откуда мы давно пришли,
Слышна молитва меламеда,
Повозки тянутся в пыли.
Из разоренной синагоги
Еще несется женский плач…
Как мы печальны и убоги
В плену разлук и неудач.
Храня ключи, как талисманы,
Теряли память на пути.
В чужие языки и страны
Пришлось мучительно врасти.
Но, может, разогнутся спины,
И через сотни долгих лет
Певуче зазвучит ладино
Там, где молился меламед.

«Опять дорога змеится…»

Опять дорога змеится,
Туман нисходит вечерний,
Уносит дальше возница…
Судьба – лишь смена кочевий.
Горька цикута скитаний:
С холмов родной Палестины —
В костры испанских рыданий,
Тьму африканской равнины.
Летит на юг и на север,
Как будто жаждет забвенья,
Чужое горькое семя,
Чтоб прорасти – в поколенья,
Любить, гореть и метаться,
Не обретая покоя,
В креольском огненном танце,