Искушение Агасфера - страница 11

– Он не должен был делать этого в субботу, – заметил подвыпивший Мардохей. – Для этого есть шесть других дней.

– Он подрывает основы Закона, – согласился Агасфер.

– Я хожу с Ним, ибо понял: Иисус хочет сохранить Закон, очистив от накипи устаревшего, – возразил ткач. – Вот слова Его: «Никто не ставит заплату из новой ткани на ветхой одежде. Пришитый кусок ее разорвет, и дыра будет хуже. И не наливают вино молодое в мехи ветхие, иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но наливают вино молодое в мехи новые, и сохраняется и то и другое».

– Это и есть чистейшая противозаконность! – воскликнул Мардохей, расплескивая из бокала вино. – А ты идешь за Ним лишь потому, Самуил, что он исцелил тебя.

– Я иду за Ним, – тихо возразил ткач. – Потому что Он хочет, чтобы по Закону жили не только иудеи, но и все люди на земле.

В конце застолья, когда все заметно охмелели, ткач бесшумно удалился в отведенную ему комнату.

Провожая Агасфера, Мардохей обнимал его за плечи, покачиваясь на нестойких ногах, и воздев палец, вещал:

– Пойми, далеко не каждый удостаивается чести быть приглашенным в мой роскошный дом. Ты оправдал мои надежды, потому так щедро принят. Скажу больше: я нашел тебе хозяина.

Вифания располагалась в отрогах гор Иудейских, и путник, вышедший из Иерусалима ранним утром, достигал ее еще до того, как солнце вставало в зенит.

Покинув дом Мардохея в зябкие предрассветные сумерки, Агасфер с наставником миновали крепость Антония, через Овечьи ворота вышли к Кедрону, пересекли его долину, укрытую текучим туманом, и с пробуждением птиц уже поднимались на пологий склон Елеонской горы.

Вифания, щедро освещенная солнечными лучами зрелого лета, предстала перед ними уступчато рассыпанными по холмам коробочками строений с плоскими крышами, утопающими в фруктовых садах, пальмах и виноградниках.

Двухэтажный каменный дом Мардохеева свата Закхея был окружен оградой, вдоль которой росли акации, олеандры и миртовые кустарники в белых цветах.

По двору расхаживали куры, подавая осторожные, вкрадчивые голоса, раскидистое гранатовое дерево ярко краснело спелыми плодами, а из чаши журчащего фонтана пил ослик, и полный человек в длинном полосатом хитоне и верхней накидке, голова которого была покрыта белым платком с шерстяной перевязью, сидя на корточках почесывал ему брюхо, что-то ласково приговаривая. Это и был Закхей.

Мардохея встретил он радостными восклицаниями, и Агасферу понравилась и эта искренность хозяина дома, и его простое одеяние галилеян, и явная любовь к животным.

Вскоре они сидели уже в тени террасы на втором этаже, где был накрыт стол; порывистый ветер из пустыни Иудейской легонько овевал их, и в сухом воздухе особенно отчетливым был то и дело долетающий острый запах стойла.

– Хорошо, сват, что застал меня, – улыбался Закхей круглым розовощеким лицом, вправленным в короткую бородку. – Я как раз собирался поехать на пастбище к Анафофу, тавровать скот.

– Когда путником движут благие намерения, ему сопутствует удача, – елейным голосом отозвался Мардохей, явно заискивая перед богатым родственником: от многословной заносчивости его не осталось и следа, а произнося фразу, он смиренно опускал глаза.

– Все в руках Небес, кроме страха перед Небесами, – отозвался Закхей цитатой из Талмуда, припадая пунцовыми губами к бокалу с вином.

У него был облик бесшабашного жизнелюба, но в глубине маленьких припухших глаз Агасферу порой чудился опасный отсвет холодного расчета.