Искушение Анжелики - страница 42

… Это очень тяжело! И она должна нести этот груз одна. Когда детство закончено, кто более одинок, чем молодая женщина?.. Но в сорок, пятьдесят лет можно начинать жить! Ты уже зарекомендовала себя, и больше никто не будет об этом говорить. И ты становишься свободной, как ребенок, и обретаешь себя… Мне кажется, я никогда не чувствовала такого удовлетворения, как в тот день, когда я поняла, что молодость прошла, наконец прошла. – Она вздохнула. – На душе у меня стало легко, сердце сделалось мягче и восприимчивее, и мои глаза увидели мир. Даже Бог показался мне дружелюбным. Я по-прежнему была одинока, но к этому я уже привыкла. Я купила у бродячего торговца два кружевных чепца, самых красивых, и ни гнев пастора, ни осуждение Бена не заставили меня отказаться от них. С тех пор я их и ношу.

Она снова рассмеялась, на этот раз лукаво, и, как ребенка, погладила Анжелику по щеке. И та забыла, что ей надо уходить! Казалось, солнце остановилось и, словно распустившийся цветок, все еще ярко-желтый, покоится над горизонтом на ложе из маленьких пушистых белых облаков.

Анжелика слушала миссис Уильямс.

Та взяла ее под руку, и они медленно пошли назад в деревню. Большинство домов было еще наполовину скрыто за поворотом тропы и склоном, к тому же их заволакивала полупрозрачная дымка, поднимающаяся над бегущим под домами ручьем.

– Вы любите этот край, сударыня, не так ли? – снова заговорила миссис Уильямс. – Это значит, что вы хорошего рода. Ведь он так красив. Мне так и не удалось узнать его так хорошо, как я бы хотела. Что до вас, то вы узнаете его лучше меня. Когда я была молода, я ненавидела жалкую опасную жизнь, которую мы вели на берегах залива. Я хотела поехать в Лондон, о котором нам рассказывали моряки и наши отцы. Я уехала оттуда, когда мне было шесть лет, но я до сих пор помню его теснящие друг друга колокольни и узкие, как лощины, улочки, полные скрипящих карет. Когда я была молодой девушкой, я мечтала убежать туда, вернуться в Старый Свет, и единственное, что меня удержало, был страх перед вечными муками в преисподней. Нет, – сказала она, словно отвечая на реплику Анжелики, – нет, в молодости я не была красивой. Это теперь я красива, ибо я себя реализовала. Но в молодости я была тощей, слишком длинной, вялой, бледной, словом, настоящей дурнушкой. Я всегда буду благодарна Бену за то, что он согласился жениться на мне в обмен на кусок земли и одномачтовый рыбацкий шлюп, которые он хотел получить у моего отца. Так его собственные земли с небольшой бухтой возросли в цене благодаря тому, что соседствовали с нашими. Это стало для него хорошей сделкой. Он должен был жениться на мне, и он не пошел на попятный.

Она подмигнула Анжелике:

– И думаю, он об этом не пожалел.

Она тихо рассмеялась.

– В то время я была неспособна возбудить интерес даже в тех пиратах, которые высаживались на берег рядом с нашей деревней, чтобы обменять свой ром и награбленные в Карибском море ткани на наши свежие съестные припасы. Это были авантюристы, нередко дворяне, часто французы. Я до сих пор помню их загорелые разбойничьи рожи, их экстравагантные наряды, выглядящие донельзя странно рядом с нашим темным платьем и белыми воротниками. Им бы никогда не пришло в голову причинить нам вред, ведь мы были бедны, как Иов. Напротив, им было приятно видеть белых людей на том диком берегу, и они с удовольствием уплетали выращенные нами овощи и фрукты. Они, безбожники и бесстыдники, и мы, со своей чрезмерной набожностью, ощущали себя представителями одной расы, заброшенными на край света… Теперь на побережье живет слишком много людей, а воды залива бороздят слишком много подозрительных кораблей. Поэтому мы и предпочитаем жить подальше, на землях пограничья… Наверное, я вас удивила, дитя мое, своими рассказами и признаниями… Но вы должны помнить, что ваш Бог не так грозен, как наш. Старея, мы, женщины, либо сходим с ума, либо становимся злобными ведьмами, либо просто начинаем все делать по-своему. И тогда все улаживается и ничто более не имеет значения!..