Никто не плакал и не стенал. Эти землепашцы поневоле становились воинами. Женщины уже схватили банники из черного меха и чистили стволы мушкетов, снятых с крюков над очагом.
Сэмюэл Коруэн просунул ствол своего оружия в одну из амбразур, которых в доме было полно, как и во всех новоанглийских домах и особенно в тех, что были построены во времена первых поселенцев. Через другое отверстие можно было наблюдать за тем, что делается снаружи.
Так они и увидели, как француженка, графиня де Пейрак, убила гнавшегося за ней индейца.
Они взглянули на нее, и взгляды их были мрачны, но они были ей рады, потому что она принесла еще оружие. Она была такой же, как они, умелой, проворной. Пастор снял свой сюртук, бросил его на скамью и, хищно оскалившись, готовил пороховые заряды. Он ждал, когда для него приготовят мушкет. Анжелика отдала ему мушкет Мопертюи, а сама забрала оружие у Адемара, дрожащего как осиновый лист.
Кто-то из детей заплакал, но чей-то голос велел ему замолчать.
Снаружи было тихо. Слышался только далекий шум, похожий на рокот моря и временами становящийся громче, – то были звуки резни.
Затем раздались глухие выстрелы, и Анжелика подумала о маленьких пушках на верхнем этаже укрепленной церкви. Стало быть, можно надеяться, что хотя бы часть жителей деревни сумела укрыться за ее стенами.
– Всевышний защитит рабов своих, – проворчал пастор, – ибо они Его воинство.
Кто-то из англичан махнул рукой, делая ему знак замолчать.
На дороге показалось несколько индейцев с факелами в руках. По-видимому, выбравшись из лощины, они бежали не останавливаясь.
Снова заплакал ребенок. У Анжелики возникла идея. Подойдя к одному из больших пустых котлов, по-видимому служивших для варки сыра, она велела Роз-Анн забраться туда вместе с тремя самыми маленькими детьми. Там они будут сидеть, как в гнезде. Только не надо вылезать.
Она наполовину закрыла котел крышкой. В этом укрытии дети будут меньше паниковать, и в пылу битвы никто из взрослых не собьет их с ног.
Позаботившись о малышах, она вернулась на свой наблюдательный пункт.
Индейцы остановились перед оградой, заметив труп одного из своих, лежащий поперек тропы.
Их было четверо, и они переговаривались, глядя на дом. В красном свете заката их размалеванные боевой раскраской лица были страшны, и Анжелика, стоя бок о бок с белыми мужчинами, жизнь которых тоже была под угрозой, почувствовала такой ужас перед краснокожими, что по спине у нее побежали мурашки.
Индейцы толкнули калитку и двинулись через двор, пригибаясь, похожие на хищных зверей, окутанные ужасом и тайной.
– Fire![11] – тихо скомандовал Коруэн.
Грянул залп.
Когда пороховой дым рассеялся, трое абенаков в агонии корчились на земле; четвертый убегал.
Затем началась атака. Дикари выкатывались из лощины, словно прилив, они нападали со всех сторон, их смуглых тел становилось все больше, и их крики смешивались с грохотом выстрелов.
Осажденные стреляли, передавая оружие женщинам, хватая перезаряженные мушкеты, пока женщины быстро прочищали горячие стволы. Их руки с лихорадочной быстротой сыпали в дула порох, щелчком опускали замки мушкетов, и эти щелчки перемежались с громом выстрелов и несущимся снаружи ревом. Дым щипал их пересохшие глотки, пот, струящийся по их лицам, имел горький привкус, когда они слизывали его с уголков полуоткрытых губ, из которых вырывалось хриплое дыхание.
