– Шутите? – недоверчиво уставилась на него.
– Нет. Вперед! – и этот (непечатное) демонстративно развалился на стуле, скрестив руки на груди.
– Вы же сами говорили, что я к этому не готова?!
– Я говорил, что ты не готова принять некоторые грани похоти. А начать практиковаться ты вполне готова. Тем более что тут к этому все располагает, - он подмигнул.
Приплыли… Леший знает, какая эпоха. Леший знает, какая страна. Леший знает, какие нравы. Ррр! Хар!
Десять мужиков. Один из которых – мой учитель. Остальные… Крестьяне… Так, вот этот явно успешнее остальных. Хозяин лавки? А вон тот похож на купца…
Да какая к демонам разница?! Если всех их сейчас интересует только содержимое высоких деревянных кружек?!
Я приуныла. Иногда мне кажется, что мама права и полевая работа – это не мое. Я даже не знаю, с какого бока к этому делу подойти…
– Рассвет еще далек,
Но тает грим любви,
Усталость вижу и смятенье,
Взглянув в глаза твои…[2]
Прервавшийся для того, чтобы промочить глотку менестрель, снова запел.
Красивый паренек. Высокий, статный. Светловолосый и ясноглазый. А голос…
А ведь это идея!
Я дождалась окончания песни и подошла к менестрелю.
– Чем могу помочь очаровательной леди? – галантно поцеловав мою руку, спросил он.
– Добрый день, - зарделась я. – Я… Ох, я, наверное, насмешу вас столь глупой просьбой… Простите, что отвлекла.
– Ну что вы. Я всегда готов помочь, - он тепло улыбнулся, и мне стало совестно.
– Просто… я тоже пою… И всегда мечтала о дуэте. Но в наших краях так редко бывают отзывчивые певцы…
И глазки в пол, и потеребить подол платья.
– Я с удовольствием спою с вами, - он взял меня за плечи и аккуратно развернул лицом к посетителям. – Знаете «Граф и графиня»?
– Конечно! – радостно ответила я, посмотрев на него взглядом получившей автограф фанатки рокера двадцатого века.
Интересно, что это за песня…
– Значит, знаете, когда вступать. Давайте попробуем.
И он начал наигрывать на лютни мотив, который я, хвала всем Верховным Ада, узнала. Так что, облегченно выдохнув, я вступила:
– Какая ночь, мой милый граф,
Луна так ярко светит. И шепот листьев,
Шелест трав усиливает ветер.
Навеки вашей стать мечтаю я...[3]
Мужчины, сидящие в зале, оживились. Я то и дело ловила на себе их взгляды. Особенно одного. Того, что приняла за купца.
Человек лет сорока следил за мной бледно-голубыми почти прозрачными глазами. Даже не следил. Исследовал каждый сантиметр моего тела.
Я расправила плечи, постаравшись встать так, чтобы под свободным платьем угадывались все достоинства фигуры. И продолжая петь, улыбнулась мужчине.
Тот усмехнулся в ответ.
Что ж, кажется, подходящую жертву я нашла.
Мы закончили песню, и таверна взорвалась аплодисментами. Менестрель, улыбаясь во все тридцать два зуба, поклонился толпе. Смутившись, я последовала его примеру.
– Еще песню? – тихо спросил парень.
– С удовольствием.
В итоге наш концерт растянулся не на одну, а на четыре песни. И я уже начала нервничать, когда наблюдавший за мной мужчина, наконец, решился подойти.
– Что вы он не предложил, откажитесь. Даже с вашим ремеслом, он все равно опасен, - шепнул мне менестрель, заметив, кто к нам идет.
– О чем вы? – шепнула я в ответ.
– Я вижу, что он – чистое зло. И может навредить вам.
Я удивленно посмотрела на него и замерла. Глаза музыканта стали молочно белого цвета.
– Пророк… - ахнула я, разворачивая парня так, чтобы никто в зале не видел его лица. – Ты пел о себе, когда мы вошли!
