– Кажется, я слышу, как они гребут…
Базилисса вздрогнула: ей вдруг стало холодно, несмотря на теплый плащ, доходивший до пят.
– Они должны поторопиться! Если императору вздумается прийти сюда, чтобы узнать, почему я так задержалась, мы все погибнем…
Дело в том, что Теофания, желая действовать наверняка и оставить дверь императорской опочивальни открытой для Цимисеса, пошла на хитрость. Когда Никифор после ужина пожаловался на легкое недомогание, она последовала за ним в спальню, окружила самой нежной заботой и заявила, что проведет ночь вместе с ним, – но, уже взойдя на ложе, вдруг остановилась, словно вспомнив о некоем важном деле.
– Эти бедные болгарки так взволнованы и растеряны, что их надо подбодрить, – сказала она с улыбкой. – Я обещала, что зайду пожелать им доброй ночи. Подожди меня, это недолго. Я загляну к ним и сразу же вернусь…
И тут же вышла из спальни.
– Не закрывай дверь, – приказала она одному из стражников, – мне нужно отлучиться на пару минут.
Едва повернув за угол коридора, Теофания помчалась в гинекей, но к болгаркам и не подумала заходить – ей надо было предупредить заговорщиков, что час пробил и Иоанн вот-вот появится. Пока убийцы сбрасывали женское платье и вооружались, она устремилась в свою комнату и вышла на террасу, к которой должна была подплыть лодка. Для того чтобы поднять наверх Цимисеса, сюда заранее принесли большую корзину и веревки.
Внезапно снизу трижды прозвучал негромкий свист. Это был условленный сигнал. У Теофании бешено застучало сердце.
– Вот они! Быстрее… опускайте корзину! – крикнула она Марионосу и его помощникам.
Это было сделано мгновенно, но поднять корзину с грузом оказалось несравненно тяжелее из-за сильных порывов ветра. Все же через несколько минут им это удалось, и любовники бросились в объятия друг друга. Их порыв безжалостно пресек Марианос.
– Нужно спешить, господин! Любовь подождет…
– Он прав, – промолвила Теофания. – Идем!
Взяв любовника за руку, она сама проводила его до дверей императорской опочивальни. Стражники не успели даже вскрикнуть – их мгновенно задушили ловко наброшенными шнурками. Однако, проникнув внутрь, заговорщики едва не выругались от досады: ложе было пустым.
Не растерялась одна Теофания. Приложив палец к губам и по-прежнему держа Иоанна за руку, она заставила его обогнуть внушительное ложе, на котором должен был почивать император. Никифор лежал на полу под шкурой пантеры – судя по всему, он устал ждать ее и перебрался в свой излюбленный угол, где горел вставленный в кольцо на стене факел. Благочестивый император крепко спал.
– Вот тот, кого ты ищешь! – прошептала базилисса.
Все дальнейшее не заняло много времени. Вооруженные мечами мужчины бросились на спящего. Первым же ударом ему проломили череп, однако Никифор, ослепленный кровью, все же сумел приподняться, нащупывая кинжал. Тогда вперед выступил Иоанн и ухватил дядю за бороду с такой силой, что вырвал клок, а один из заговорщиков быстро перерезал императору горло. Тот сразу обмяк и затих. Прижавшись к балдахину кровати, Теофания с горящим взором следила за казнью…
Между тем дворец ожил, разбуженный воплями Никифора. Солдаты сбегались во двор. Из окна им показали отрубленную голову Никифора, которую Цимисес держал за волосы.
– Я убил этого предателя! – крикнул он. – Теперь я ваш император!
Изменить было уже ничего нельзя, и солдаты дружно приветствовали убийцу. Продажный Константинополь, всегда уважавший только силу, последовал их примеру, когда на заре людская молва разнесла весть об убийстве. На сей раз Теофании показалось, что она в самом деле обрела столь долгожданное счастье.
