– Конечно, мама, но речь идет всего лишь о нескольких ночах, а Гаррис позаботится о возможных в данной ситуации удобствах.
– И все-таки я чувствую себя спокойнее, когда ты останавливаешься у друзей, – не унималась вдова.
– Нет, я не стану этого делать! – возразил Хэвингэм. – И не надо беспокоиться, мама, я буду путешествовать инкогнито, как всегда.
Маркиз был знаменит как представитель высшего света, но особую известность он приобрел чуть ли не в каждом уголке страны как владелец конюшни с великолепными скаковыми лошадьми.
А посему, останавливаясь в гостиницах или на почтовых станциях, он пользовался одним из своих меньших титулов.
Вот и теперь Гаррис записал своего хозяина в «Пелигане» как сэра Александра Эбди, дабы избежать приставаний попрошаек, обычно досаждавших ему на скачках в Лондоне своими просьбами или же – в худшем случае – претензиями на дружбу, якобы сложившуюся во время войны.
Маркиз вошел в «Пелиган» со двора и обнаружил за дверью ожидавшего его Гарриса.
С камердинером был и старший конюх, также отправленный вперед, чтобы приглядеть за лошадьми.
– Добрый вечер, милорд, – дуэтом приветствовали они хозяина.
– Превосходная вышла скачка, Дэн, – сообщил маркиз конюху. – Новые гнедые стоят потраченных денег, до последнего пенни.
– Рад слышать это, милорд.
– Сегодня я их гнал, поэтому завтра отнесись к ним помягче, – велел Хэвингэм. – Пригляди за новым конюхом. Он торопыга.
– Будет исполнено, милорд.
Маркиз последовал за Гаррисом – сперва по узкому коридору, а затем вверх по старинной дубовой лестнице.
Поднимаясь, он прислушался к шуму в кофейне: собравшиеся на скачки, по-видимому, уже отмечали итоги состязаний: кто праздновал победу, а кто в вине топил печаль.
Гаррис провел маркиза в уютную спальню с окном и широкой кроватью под балдахином на четырех столбах.
Маркиз привык к тому, что старшие слуги не отделяют себя от своего хозяина и его собственности, а потому просто сказал:
– Я напрочь забыл о том, что в Донкастере на этой неделе скачки.
– Похоже, ваша светлость действительно забыли об этом, – ответил Гаррис. – А поскольку мы никогда не выставляем наших животных на весенние состязания, это событие, милорд, ускользнуло и из моей памяти.
– Стало быть, здесь чертовски людно теперь.
– С сожалением вынужден это признать, милорд. Но я снял отдельную комнату, и едва ли ваша светлость почувствует неудобства. – Чуть помедлив, Гаррис добавил нерешительно: – Мне очень жаль, милорд, но я вынужден признаться, что не сумел снять соседнюю спальню.
Маркиз ничего не ответил, и, помогая ему снять пальто, Гаррис продолжал:
– Это жалкая комнатушка, милорд, и я уговорил хозяина гостиницы не сдавать ее джентльменам, которые могут оказаться слишком шумными соседями. Он обещал сдать ее леди; надеюсь, она не потревожит вашу светлость.
Маркиз опять промолчал, но мысль, что кто-то может нарушить его сон стуком в соседнюю дверь, была ему неприятна. Будучи по природе своей весьма деятельным человеком, Хэвингэм предпочитал отходить ко сну в абсолютной тишине.
Зная это пристрастие своего господина, слуги всегда старались снять и соседнюю с его комнатой спальню, причем в случае необходимости с обеих сторон.
Маркиз понимал, что в подобной ситуации сделать это просто невозможно, и винил только себя, однако рассудил философски: все-таки ему повезло уже в том, что для него нашлась комната во время скачек.
