Искусство и художник - страница 12

Мы не даем себе свои характеры, мы получаем их при рождении, от причудливого устройства наших органов (вот почему я всегда считал нелепым осуждать гордость гениального человека, так же как восхвалять его скромность).

Сударь!

Я получил вашу книгу об умопомешательстве и принялся ее читать; мне хочется поблагодарить вас и за удовольствие, доставленное мне началом, и за ваше внимание.

Мне тоже приходила мысль искать причин безумия в причинах наших мгновенных заблуждений или возбуждений. Вы знаете – а быть может, не знаете, – что вот уже скоро двадцать семь лет, как я занимаюсь так называемыми физиологическими вопросами; но я недостаточно знаю анатомию и особенно миологию, чтобы принести какую-нибудь пользу. Позже я серьезно займусь этим. Вот почему. Я думаю, что мы не сделаем ничего хорошего, пока не будет определена роль органов мысли, именно как органов, в случаях безумия. Другими словами, органы есть оболочка неких флюидов, пока еще неопределимых. Я считаю это доказанным. И вот, есть некоторый quantum органов, которые оказываются поврежденными по собственной вине, из-за своей конституции, и другие, которые оказываются поврежденными из-за слишком сильного прилива. Итак, тех, кто (например, Кювье, Вольтер и т. д.) смолоду упражнял свои органы, сделал их настолько мощными, что ничего не может привести их к безумию, тех никакие эксцессы не задевают, тогда как те, кто относится, по некоторым качествам, к идеальной мозговой системе, которую мы представляем себе в виде лаборатории мысли, – поэты, оставляющие в бездействии дедукцию, анализ и пользующиеся исключительно сердцем и воображением, могут стать безумными; но неизбежно приходят к безумию те, кто злоупотребляет Венерой и Аполлоном одновременно.

Наконец, можно произвести замечательный опыт, о котором я думал в течение двадцати лет, а именно: переделать мозг кретина, узнать, можно ли создать мыслительный аппарат, развивая его рудименты. Налаживая мозг, мы узнаем, каким образом он разладился…

…С дарованиями нашего ума дело обстоит так же, как и со способностями тела. У танцора сила в ногах, у кузнеца – в руках, рыночный носильщик упражняется в ношении тяжестей, певец обрабатывает свою гортань, а пианист укрепляет кисть руки. Банкир привыкает комбинировать дела, разбираться в них, двигать прибыли, как водевилист выучивается комбинировать положения, разбираться в сюжетах, заставлять двигаться действующих лиц. Не надо требовать от барона де Нюсингена остроумного разговора, как и образов поэта от разумения математика. Много ли встречается в каждую эпоху поэтов, которые были бы одновременно прозаиками или остроумны в быту, наподобие г-жи Корнюэль? Бюффон был тяжелодум. Ньютон никогда не любил, лорд Байрон никого не любил, кроме себя. Руссо был мрачен и почти безумен, Лафонтен рассеян. Равномерно распределенная человеческая сила производит глупцов или сплошь посредственность; неравная, она рождает несоответствия, именуемые гениями, которые, если бы они были видимы, казались бы уродствами. Тот же закон управляет телом: совершенная красота почти всегда сопровождается холодностью или глупостью. Пускай Паскаль – великий геометр и одновременно великий писатель, Бомарше – крупный делец, Заме – тонкий царедворец; эти редкие исключения подтверждают правило о специальных качествах ума.