Алиона любила простую одежду: брюки, юбки, рубашки, свитера. Но для важных мероприятий ей, разумеется, заказывали платья. Вот только портные, с которыми ей доводилось иметь дело раньше, расходовали магию скупо или вовсе ею не пользовались. Не каждый был одарен талантом так непринужденно управлять твердыми объектами.
Правда, в какой-то момент сила подвела и Сью: ножницы вдруг упали на пол, громко звякнув о каменную плитку, моточки перепутались между собой, замедлив жужжание.
Мастер раздосадованно взмахнул руками, нахмурился, будто прилагая больше мысленных усилий. Работа возобновилась. Алионе было неведомо, знал ли Сью причину этой оплошности. Но она понимала: так проявлялось исчезновение магии. Те самые первые тревожные звоночки.
Она стиснула зубы, ощущая еще большую решительность, чем прежде.
Данни, читавший книгу, бросил взгляд на сестру, стоявшую сейчас у зеркала в почти дошитом белом коктейльном платье.
– Неужели все это нужно? Цирк какой-то… Алиона, оставь пару нарядов и возьми с собой нормальную одежду. Не обязательно во всем слушаться этого Гроуса…
– Совершенно с тобой не согласен, младший-младший, – раздался голос самого Гроуса, и Алиона невольно вздрогнула.
Спор не разразился: следом за гостем в комнату вошла госпожа Ламарин.
– Никогда не видела тебя такой! – она восторженно провела рукой по черным волосам дочери. – Я всегда знала, что ты красавица, но посмотри, как невероятно хороша ты сейчас!
– Меня одного это беспокоит? – уточнил Данни.
Алиона же с неприятным для нее самой волнением ожидала реакции Гроуса. Заметит ли он изменения? Одобрит ли?
Он глядел оценивающе, и это одновременно волновало и злило.
– Хм, – задумчиво протянул он, потирая подбородок.
Неуверенно обняв себя, Алиона силилась ничего не сказать и не спросить, чтобы не выдать, как ждет вердикт.
Гроус обошел ее кругом. Ножницы, иголки и нитки уже закончили свое дело, поэтому улетели в чемоданчик портного и теперь не мешали осмотру.
– Хм…
Алиона сжала кулаки.
Он встал перед ней, рассматривая лицо, но не глядя в глаза. Голос матери из далеких воспоминаний напомнил: “Нельзя бить людей!”. Распространялось ли это правило только на братьев или на самодовольных мужланов тоже?
– Алиона не лошадь, хватит ее разглядывать, как будто думаете, покупать ли! – взбеленился Данни.
Гроус скосил глаза в сторону молодого человека, вздохнул, затем-таки встретился взглядом с самой Алионой.
– Браш сказал, что загар мне не пойдет, поэтому…
– Да, так лучше, – сухо кивнул Гроус, а затем громко объявил для всех: – Все идет по плану, завтра отправляемся в Морланд.
С этими словами он отошел к портному, чтобы выяснить, что уже было готово. Госпожа Ламарин подкралась к Алионе и прошептала:
– Ты расцвела, Алиона, но помни, твое главное преимущество – то, что скрыто от глаз.
Алиона шокировано приоткрыла рот: она не собиралась никому показывать то, что было скрыто, даже ради дела! Однако возмущение прошло, когда мама продолжила:
– Твой уникальный ум и доброе сердце. Твоя неповторимая, сильная личность. Мужчины, – она коротко кивнула куда-то в сторону Гроуса, – любят оценивать глазами, но, кто бы что ни говорил, потом влюбляются в душу.
Примерки продолжались еще больше часа. Гроус остался тут же, усевшись на стул, передвинутый от туалетного столика. Госпожа Ламарин ушла по делам. И одна Алиона стояла и стояла, время от времени уходя за ширму, чтобы сменить очередной комплект и закутаться в кокон новой ткани.
