До нее совсем недалеко. Слишком похожа. Хлопушка облетала планету по экватору. Вот она вошла в ночь. Конечно, это не Земля. На Земле, на ночной Земле слишком много огней. Когда обетаешь Землю, то сразу видишь ночные туманные контуры материков – они светятся серым и прекрасно-бесконечным, как сброшенный с неба Млечный Путь – ночная Земля вся покрыта огнями. Некоторые огни очень ярки и видны с расстояния в тысячи километров. Ночная Земля напоминает ночное небо, а здесь – только ночь. Пустота; самая обыкновенная, самая настоящая ночь дикой планеты.
Они сделали еще один оборот и зависли над тем местом, где находились четыре космодрома и город, в котором жило почти все население Бэты. Если еще кто-нибудь остался жив.
Они вышли из своих коконов. Стены корабля уже были настроены на непрозрачность: остались лишь широкие иллюминаторы. В экипаже были три женщины, они перенесли скачок хорошо, точнее, удачно – здесь все зависит только от удачи: останешься ли ты цел или тебя расплющит всплеск пространства, как сапог расплющивает лягушку. Хуже всего пришлось Морису – скорее всего, у него повреждена грудная клетка. Но Морис парень здоровый, должен выдержать.
– Смотрите, что это? – спросил Гессе.
Он и Евгения стояли у иллюминатора, любуясь чем-то внизу.
Еще несколько человек подошли к ним.
– Я ничего не вижу особенного, – сказал Рустик.
В атмосфере планеты плыли облака. На первый взгляд их расположение казалось хаотичным, но потом глаз начинал различать тончайшие и красивейшие построения – нет, это совсем не похоже на Землю. И это совсем не похоже на обычные облака.
Это больше похоже на произведение искусства. Но кто может создавать картины из облаков и, главное, для чего?
– Очень красиво, – сказал Коре, – но это просто каприз атмосферных потоков, ничего больше.
– В таком случае эта планета – женщина, – сказала Евгения, – ведь именно женщины капризны.
Комнаты приобрели довольно уютный и почти земной вид. Искусственная гравитация была настроена на земной уровень. Планета уже занимала почти все пространство в иллюминаторах. Хлопушка садилась автоматически, в заранее рассчитанное место. Еще несколько минут можно отдохнуть. Могучие звезды несколько потускнели. Значит, уже атмосфера.
– Я не видел ни одного огня, – сказал Коре.
– Та сторона планеты не заселена, – ответил Орвелл.
– Я никогда не поверю, чтобы она могла быть с о в с е м не заселена. А здесь, под нами?
– Здесь еще не закончился день.
– Да, но он как раз заканчивается. На Земле было бы уже полно огней, хотя бы рекламных. Что-то мне это не нравится, совсем. Тоска берет.
Он отошел к Морису, возле которого собрались почти все. Над Морисом склонился Дядя Дэн, оказывая помощь.
Дядя Дэн был самым старым в экипаже и самым опытным – ему было пятьдесят два. Он был похож на древнего англичанина, такого, каких рисуют на картинках или показывают в старых фильмах – Дядя Дэн любую вещь держал как стек. Он был чуть лысоват, с совершенно седыми аккуратными усиками, с сеточкой тонких морщин на лице. Его лицо было широким, но не полным – просто широкая кость. Всегда поджатые губы, но не с выражением презрения, а с выражением внимания к собеседнику.
– Ну как оно? – спросил Коре.
– Нормально, – ответил Дядя Дэн. – его только чуть примяло, но все кости целы. Пока пусть лучше лежит.
– Со мной порядок, – сказал Морис. – Хватит бегать вокруг меня как вокруг утопленика.
