Для Писарро завоевание империи уже стало единственной надеждой оправдать жизнь, от которой он получал лишь удары и унижения, а будущее не предлагало другого выбора, кроме полной победы или самого черного поражения.
Старик вернется, чтобы победить или умереть, только вот он, Алонсо де Молина, научившийся ценить старого брюзгу и упрямца, не желает снова становиться свидетелем его несомненного провала.
Он услышал шум голосов в соседнем помещении, затем уверенные шаги, приближающиеся к толстой занавеске, и опустился на циновку как раз в момент, когда появился человек – приземистый, но с энергичным и надменным выражением лица, одетый в разноцветную тунику, сандалии из тонкой кожи; грудь пришедшего украшал отличительный знак «кураки»[6].
Несколько секунд они молча рассматривали друг друга; на вновь прибывшего явно произвела впечатление внешность высоченного существа со светлыми глазами и густой бородой, хотя его, несомненно, предупредили, что она необычна.
– Я Чабча… – наконец произнес он, усаживаясь на каменную скамью и приваливаясь спиной к стене. – Чабча Пуси, курака Акомайо[7], и меня прислали за тобой.
– И куда отвести?
Тот ответил не сразу, словно ему было нужно время, чтобы свыкнуться с тем, что странный человек говорит на его языке, да еще таким голосищем, который переполняет грохотом просторное помещение из темного отполированного камня.
– Чтобы отвести тебя в Куско, – все-таки ответил он. – Инка желает тебя видеть.
– Уаскар[8]?
– Разве существует еще какой-то?
– Я слышал, что его брат также претендует на трон.
– Атауальпа[9] всего лишь его единокровный брат; незаконный сын без права наследования. Только снисходительность Уаскара помешала наказанию богов пасть на его нечестивую голову, однако терпению моего повелителя приходит конец.
– Ну, исходя из моих наблюдений, твоему повелителю надобно держать ухо востро, поскольку могущество его братца растет.
– Не думаю, что это твоего ума дело. Каково твое имя?
– Молина… Капитан Алонсо де Молина, уроженец Убеды.
Туземец снова какое-то время пытался привыкнуть к диковинному имени, которое только что услышал, и когда, по-видимому, твердо его запомнил, отчеканил в своей характерной бесстрастной манере:
– Так послушай меня, капитан Алонсо де Молина, уроженец Убеды… Не мне решать, являешься ли ты богом или простым смертным, прибывшим из очень далеких земель, однако кое-что тебе следует усвоить, если ты собираешься жить с нами в мире: верховная власть Инки не подлежит обсуждению, и тот, кто подвергает это сомнению, приговаривается к смерти.
– Так и ты послушай меня, Чабча Пуси, курака Акомайо… Я прибыл в твою страну, готовый признать власть ее правителя, кто бы он ни был, однако с того самого дня, когда я сошел в Тумбесе на берег, одни говорят мне об Уаскаре, а другие – об Атауальпе; одни хотят, чтобы я сопровождал их в Куско, а другие – в Кито; одни стремятся поклоняться мне как богу, а другие – забить камнями, словно пса… Как, по-твоему, я должен себя вести, если вы не показываете мне примера?
– Почему ты это сделал?
– Что именно?
– Остался в Тумбесе, когда твои товарищи вернулись в море.
Испанец долго смотрел на него, с наслаждением почесывая спутавшиеся усы – это действие, как он заметил, сбивало с толку безбородых туземцев, – и в конце концов лишь пожал плечами и покачал головой:
– Что и говорить, хороший вопрос, я и сам себе его частенько задаю… – заметил он. – Какого черта мне пришла в голову мысль остаться в незнакомой стране, когда все, что я люблю, находится далеко отсюда? – Он пожал плечами с непритворным безразличием. – Я пока не знаю точного ответа, но надеюсь его найти.
