Б. Эйхенбаум определяет своеобразие концовки новеллы, сопоставляя ее с романом и утверждая в этой связи, что если в романе финал является пунктом ослабления сюжетной напряженности, то в новелле он, напротив, становится пунктом усиления. «По самому своему существу новелла, как и анекдот, накопляет весь свой вес к концу. Как метательный снаряд, брошенный с аэроплана, она должна стремительно лететь книзу, чтобы со всей силой ударить своим острием в нужную точку».16 Эта теория трансформировалась в теорию «неожиданных концов», согласно которой новелла «тяготеет к максимальной неожиданности финала, концентрирующей вокруг себя все остальное».17 Сам Б. Эйхенбаум понимал неожиданный финал как благополучное окончание развития событий. Поскольку принцип неожиданной развязки, по мнению Б. Эйхенбаума, « сам по себе ведет к тому, что развязка эта должна быть благополучной или даже комической <…>. Трагическая развязка требует специальной мотивировки (вина, рок или «характер», как обычно в трагедии), – вот почему она естественнее в психологическом романе, чем в сюжетной новелле. Читатель должен заранее примириться с нею, понимать ее логическую неизбежность, а для этого она должна быть тщательно подготовлена, так, чтобы ударение падало не на результат (т.е. иначе говоря – не на самый конец), а на движение к нему. Благополучные концы у О'Генри, как и в «Повестях Белкина», – вовсе не вынужденный ответ на «заказ» американской публики, как об этом принято говорить, а естественное следствие принципа неожиданной развязки, несовместимой в сюжетной новелле с детальной мотивировкой».18
Теория pointe19 как неожиданного финала, который должен завершать собой новеллу, была очень популярна в кругах формалистов. Это утверждение можно увидеть в работах В. Шкловского, Б. Эйхенбаума, М. Петровского. По-другому взглянул на эту проблему М. Кенигсберг, предложивший в своей статье «Об искусстве новеллы» выделять два типа повествования. Первый тип представляет собой череду эпизодов из жизни, который вполне может быть продолжен при желании автора новым событием. Второй же тип повествования – это, по мнению исследователя, событие, где «в сюжете будет пункт, в котором сойдутся все нити, образующие этот сюжет, и тогда этот эпизод будет обладать особой законченностью, что всякое дальнейшее его продолжение окажется невозможным, ибо наш эпизод тогда существенно изменится в своем сюжетном развитии».20 Повествование второго типа и предлагается считать новеллистическим, поскольку оно обладает «пуэнтировкой». Термином pointe М. Кенигсберг предлагает считать «такой момент в композиции, который специфически объединяет все тематические и сюжетные элементы и придает эпизоду характер законченности».21
Эта точка зрения представляется более широкой, хотя М. Кенигсберг, подобно другим формалистам, понимает жанр как совокупность формальных приемов и не рассматривает новеллу в контексте ее исторического развития. Тем не менее, проблема завершенности жанра не упирается здесь в проблему финала, которую абсолютизировали формалисты так, что это вызвало отрицательную реакцию многих писателей против справедливого требования завершенности жанра. И хотя позже эта позиция уже не вызывала сомнений у большинства литераторов, было ясно, что без рассмотрения вопроса о герое и авторе эта проблема не может быть разрешена до конца. Эта проблема и не могла быть поднята в кругах формалистов, поскольку последние отрицали значимость роли героя в новелле, утверждая в качестве канона одну из разновидностей этого жанра – новеллы положений. Характер, по мнению Б. Эйхенбаума, служит лишь поводом для создания каламбуров и стилистических парадоксов. Хотя эта теория была подвергнута критике уже современниками формалистов, в частности, В. Гоффеншефером, утверждавшим, что в центре новеллы всегда и всюду должен стоять характер и что без характеров этот жанр существовать не может,
