Испанский дневник - страница 35

– Какое же это правительство! – Кабальеро гневно приподнимается со стула. – Это комедия, а не правительство! Это позор!

На вопрос, почему так затягивается переход от милиционных дружин к регулярной армии и кто в этом виноват, он не дает прямого ответа, а опять нападает на правительство. Он считает вредным недавно изданный декрет, кладущий основу добровольной армии. В нее приглашаются вступить в первую очередь солдаты-резервисты и унтер-офицеры, затем все граждане, владеющие оружием и готовые в регулярных войсковых частях защитить республику. Чтобы обеспечить республиканский, демократический характер новой армии, декрет требует, как обязательное условие приема, от каждого солдата рекомендации партий и организаций Народного фронта.

Кабальеро видит в этом декрете пренебрежение к рабочим бойцам и создание особых привилегий для кадровых солдат. «Опять возрождается армейская каста!»

Я убеждаю его в полезности для армии солдат-резервистов, особенно в такой штатской, в военном смысле не обученной, почти не воевавшей стране, как Испания. Он пророчествует, что регулярная армия отнимет у народа оружие, так дорого доставшееся ему.

Разгорается длинный горячий спор о преимуществах армии и милиции. Дель Вайо еле успевает переводить. Ларго ссылается на некоторые места из «Государства и революции» Ленина о вооруженном народе. Я напоминаю, что в другой обстановке сам же Ленин возглавил создание рабоче-крестьянской армии, отдавая ей полное предпочтение перед организационной пестротой милиционных дружин, колонн и отрядов. Соединение лучших, профильтрованных элементов младшего командного состава с передовыми революционными рабочими – вот сплав, из которого может быть создана крепкая народная антифашистская армия. При параллельном и равноправном существовании армейских частей и милиционных или партизанских отрядов между ними раньше или позже начинается противоречие, затем конфликт, и выигрывает всегда армия, как более высокая по уровню форма. Зачем же растягивать этот период противоречий? Надо ускорить объединение всех вооруженных антифашистских формаций в единый армейский организм.

Он прямо не возражает и на это, но начинает ругать коммунистов за их стремление «все организовать, повсюду поставить начальников, всему дать кличку, ярлык и номер». Он относит это к молодости руководителей партии, к их самоуверенности, основанной на успехах и опыте не их самих, а русских коммунистов. Говорит, что коммунисты, помогая правительству, делают вредное дело, приближают катастрофу, усиливают недовольство масс. Рабочим партиям нужно скорее смести чиновников, бюрократов, министерскую систему работы. Перейти к новым, революционным формам управления.

– Массы протягивают к нам руки, требуют от нас правительственного руководства, а мы пассивны, уклоняемся от ответственности, бездействуем!

Все это вырывается у Ларго Кабальеро бурно, сердито, с упрямой силой убеждения. Трудно понять, откуда этот запоздалый радикализм и максимализм у человека, многие десятки лет отстаивавшего самые реформистские и соглашательские позиции в рабочем движении, шедшего на компромиссы и даже на коалицию с самыми правыми буржуазными правительствами, вплоть до реакционной королевской диктатуры Примо де Риверы. Но Альварес дель Вайо и многие другие уверяют, что «старик» в самом деле внутренне очень изменился, что борьба в Астурии и весь последующий период заставили его пересмотреть свой политический путь, что он разочаровался в канцелярских методах профсоюзного руководства, очень сблизился с живой рабочей массой. «Он еще окончит свою жизнь на баррикадах…» Коммунисты относятся к этой перемене без доверия. Подтрунивают над «старческой болезнью левизны». Этот холодок между коммунистами и Кабальеро отражается на возможности взаимного сотрудничества.