Его дымчатые глаза наконец скользят по моим, когда он наклоняет голову.
Это опасная тактика, но это единственный способ отвлечь его внимание от моего шрама.
– Извинись, – говорит он с непринужденностью, которая сводит на нет весь эффект его потемневших глаз и мучительное прикосновение его большого пальца к моему соску.
– Извиниться за что?
– За то, что угрожала мне.
Горячая ярость со свистом разливается по моим венам, как быстро распространяющийся огонь.
Достаточно.
Я больше не собираюсь терпеть это дерьмо.
– Ты – тот, кто должен извиниться передо мной! Ты разрушал мою жизнь в течение двух лет безо всякой причины, а теперь удерживаешь меня против воли.
– Хм, безо всякой причины. – Он повторяет это непринужденно, будто невзначай. – Ты правда так думаешь?
Нет, нет. Я не нарушаю свои правила. Я не буду пытаться понять хулиганов.
Ни сейчас.
Никогда.
Я извиваюсь рядом с ним, топаю ногами и стону от сдерживаемого разочарования.
– Тебе стоит остановиться.
– Пошел. К черту, – ворчу я, собирая все свои силы, чтобы вырваться из его хватки.
– Продолжишь дергаться, и тебе придется позаботиться об этом. – Он толкается в меня бедрами. Что-то упирается в мягкость моего живота.
Мои глаза расширяются, и я замираю.
Он… твердый.
Его обычное скучающее выражение исчезло. Звездный, идеальный игрок тоже спрятался.
Вместо этого есть эта темная искра садизма.
Ему нравится моя борьба. Нет, к черту это. Ему нравится видеть меня беспомощной.
Засранец возбужден моей слабостью.
Он… конченый социопат?
– Ты болен. – Слова срываются с моих губ затравленным шепотом.
Он приподнимает плечо.
– Может быть.
Его пальцы проникают в мой лифчик и обводят сосок. Я думала, что это было мучительно из-за трения ткани, но прикосновение его кожи к моей – это полный ад.
Я могу чувствовать пульсацию его нервов, – или моих, – и это делает меня сверхчувствительной ко всему вокруг.
К сосновому аромату. Шороху деревьев. Влажности в воздухе. И его явному удушающему присутствию.
Я закрываю веки, не желая испытывать ощущение, которое ползет вверх по моему позвоночнику.
Его прикосновение причиняет дискомфорт, даже боль, но через меня проходит вспышка чего-то, что я не могу определить.
Никто никогда раньше не прикасался ко мне таким образом, и я ненавижу, что Эйден Кинг первым вторгается в мое тело.
– Я тебе нравлюсь? – спрашивает он небрежным, почти насмешливым тоном.
– Конечно нет. Ты с ума сошел?
– Тогда почему ты не дашь мне то, что я хочу? Потому что чем больше ты сопротивляешься, тем сложнее мне будет остановиться.
– Иди нахуй, Эйден. – Я смотрю ему прямо в глаза. – Я не позволю тебе сломать меня.
Это ложная бравада.
Я боюсь этого монстра. После того, что он сделал сегодня, я, честно говоря, не знаю, как далеко он способен зайти.
Однако после смерти моих родителей я поклялась никогда не извиняться за то, чего не делала.
Гребаный Эйден Кинг не заставит меня вернуться к тому беспомощному ребенку, которым я была.
– Не подкидывай мне новых идей. – Он вновь проводит подушечкой большого пальца по моему соску. – Я и без того переполнен фантазиями о тебе.
Переполнен фантазиями обо мне?
У Эйдена есть долбаные фантазии обо мне?
– Ты собираешься сказать мне, что тебя пугает, Холодное Сердце? – Это насмешка, его издевательский способ поставить меня на место.
– Меня ничего не пугает.
– Чушь собачья. У каждого есть что-то, что их пугает. – Его голос звучит задумчиво. – Что пугает тебя?
