Он усмехается.
– Давай оставим это на другой день.
Как будто у нас с этим ублюдком когда-нибудь будет еще один день. Тем не менее я улыбаюсь.
– Отлично. А теперь отвали.
– Знаешь… – Он замолкает. – Ты действительно поступаешь глупо.
– Что?
– Когда твой противник бросается в атаку, ты должна пригнуться, а не врезаться в него головой вперед. Ты единственная, кто пострадает.
Что бы, черт возьми, это ни значило.
– Я был готов отпустить тебя, но ты разозлила меня, поэтому я передумал.
Я внимательно наблюдаю за его бесстрастным лицом. Если не считать легкого подергивания левого глаза, на мой взгляд, он выглядит умиротворенным.
Совсем не разъяренным.
Но опять же, что, черт возьми, я знала о языке тела Эйдена? Он как крепость.
Невозможно взобраться, заглянуть в него или уничтожить.
– Тогда передумай назад, – бормочу я.
– Это так не работает.
– Отпусти меня, и я никому не скажу, – говорю я своим самым нейтральным тоном.
– Вот так? – Его пальцы рисуют маленькие круги внутри моих бедер, и я сжимаю кулаки от этого ощущения.
Я сдерживаю дискомфорт и чертово покалывание.
– Да. Я просто хочу закончить этот год спокойно.
– Что заставляет тебя думать, что я хочу, чтобы у тебя был хоть какой-то покой, Холодное Сердце? – Он резко сжимает мою промежность. – Ты была рождена, чтобы страдать.
Я вскрикиваю от этого навязчивого жеста. Волна проносится прямо от того места, где он сжимает меня, по всему моему телу.
Эйден наблюдает за мной своими садистскими глазами. Только теперь блеск становится темнее. Более туманным, глубоким.
Ему нравится оказывать на меня такое воздействие. Он получает от этого кайф.
Как наркоман, который не может насытиться, он, кажется, готов к большему.
Чем упорнее я отказываюсь, тем более радикальными становятся его методы.
Это началось с того, что он потребовал мой телефон, затем он захотел, чтобы я называла его по фамилии, затем, чтобы я извинилась.
Всякий раз, когда я говорю «нет», его нападение становится безжалостнее.
Беспощаднее.
Я провоцирую монстра.
Настоящего монстра.
За годы моей борьбы с хулиганами я научилась никогда не давать им того, что они хотят. Если я признаю их издевательства или покажу им, что мне не наплевать на их действия, это даст им стимул давить сильнее.
Эйден опаснее обычного хулигана, но все равно он хулиган.
Только ему не нужны ни эти извинения, ни мои мольбы, ни даже этот чертов телефон. Он хочет моей борьбы.
Он хочет моей беспомощности.
Моей слабости.
– Мне жаль, – выпаливаю я, пытаясь говорить искренне.
Он на секунду приостанавливает свои ласки, но не отпускает меня. Его взгляд встречается с моим, и его левый глаз подергивается, прежде чем он нажимает большим пальцем на мой клитор под тканью.
Мои ноги дрожат, и я ненадолго закрываю глаза, желая, чтобы это чувство ушло к чертовой матери. На меня не должно влиять то, что делает этот монстр.
– Почему ты это сказала? – спрашивает он.
– Ты сказал мне извиниться.
– Но ты не имеешь это в виду. – Он наклоняется ближе и шепчет горячим дыханием мне на ухо, в его голосе слышится веселье. – Ты серьезно думала, что я куплюсь на это, сладкая?
Сладкая?
Какая, к черту, сладкая?
Мне требуется вся выдержка, чтобы не дать своему гневу выплеснуться на поверхность. Мне так сильно хочется надавить на него, но я знаю, что это только даст ему преимущество.
Тип Эйдена любит сопротивление, крики. Это его движущая сила.
Я выравниваю свой тон.
