Лазарро пихает меня в сторону. К лестнице. Путаясь в ногах, хватаюсь за стену, с ужасом смотря в темноте на его большую фигуру.
– Убирайся, мать твою. Пошла вон! – В руке Лазарро появляется пистолет. Он направляет его на меня.
Срываюсь на бег. Несусь вверх по лестнице. Оступаюсь и падаю. Всхлипываю от страха, поднимаюсь, вновь бегу.
Сердце стучит, отзываясь пульсацией по всему телу, когда я влетаю в спальню и хлопаю дверью.
Раздаётся грохот. Выстрелы. Один за другим. Грохот. Что-то падает.
Закрываю уши руками и скольжу спиной по двери, опускаясь на пол и жмурясь до боли в глазах. Меня всю трясёт от страха. Меня дёргает в разные стороны. Глаза горят, но заплакать я не могу. Слёз нет. Ничего нет, кроме ужаса, творящегося внутри меня. И самое страшное, что мне так жалко Лазарро. Просто жалко, потому что люди приходят в такое бешенство за несколько мгновений не от хорошей жизни.
Зажимаю ладонью рот, а вокруг тишина. Хнычу и сухо всхлипываю, пытаясь успокоить быстрое сердцебиение. Но уже поздно. Слишком поздно. Я перешла границы. Разозлила его до такой степени своим криком, что Лазарро сошёл с ума в темноте. Боже мой, я ведь схожу с ума вместе с ним. Что мне делать?
Выдалась сложная ночь. Я забилась в угол комнаты, опасаясь появления Лазарро. Я не знала, что от него ещё ожидать. Кроме странного и болезненного поцелуя, ответа моего тела на него и огнестрельной пальбы из пистолета в голове теснилась куча кошмарных мыслей о том, что заставило Лазарро превратиться в такое чудовище, одновременно оставаясь мужчиной, имеющим сердце. Только вот какое оно, его сердце, и чем наполнено, я понятия не имела. Не должна была. И также меня мучил стыд за то, что я закричала на него. Выпитый алкоголь, слишком много шампанского, моральное давление, да всё это меня выжало, как грязную, половую тряпку.
В окно бьёт солнце. Приоткрываю глаза, и голова такая тяжёлая. Настроение ужасное. Воспоминания – ещё хуже.
Страх моментально берёт верх над разумом. Хватаюсь за одеяло, натягивая на себя, и осматриваю комнату. Никого нет. Но ведь я была в углу. Там же и уснула. А утром оказалась в постели. Значит, Лазарро был здесь. Испытывал ли он раскаяние за то, что сделал? Думаю, да. Он не по своей воле стал таким. Это всё работа… плохая работа. Необходимость постоянно видеть жестокость, жить в ней, дышать ей, и это изменило его, превратив в потерянного человека, который поступает плохо с другими и затем сожалеет об этом.
Нет. На удивление, злости на Лазарро я не испытываю до сих пор. Хотя губа болит. Нижняя губа, которую он укусил до крови. И я касаюсь её. Прикрываю глаза, горюя о странном мужчине и причинах его поступков. Не думаю, что Лазарро хотел меня целовать. Не думаю, что ему понравилось. Это был поцелуй, полный злости. Ярости. Наказания. Боли. Его боли. И эти слова… в том состоянии я распознала в них ненависть, но сейчас, когда солнце ослепляет своим светом, понимаю, что она была к самому себе. За что? Я даже не расцениваю его действия, как насилие. Ни в клубе, ни здесь. Я просто не знаю, стоит ли искать оправдания для нас обоих. Не сейчас.
Сажусь на кровати и замечаю на тумбочке бокал воды и блистер с обезболивающими таблетками. Слабая улыбка появляется на моих губах.
Лазарро.
Он позаботился обо мне. Знал, что я выпила лишнего. Хотя я не испытывала похмелья в своей жизни, потому что всегда следила за собой. Но теперь моя жизнь – это сплошные ошибки. И Лазарро был уверен, что мне будет некомфортно утром. Он пришёл. Был здесь. Он извинился.
