Исповедь девственницы - страница 3

Отчим демонстративно взял в руку рюмку, словно это был серебряный кубок из коллекции Ивана Грозного, и встал.

– Позвольте мне как другу, как старшему товарищу нашей всеми любимой именинницы сказать несколько слов… Валерия, ты расцветала у нас на глазах и превратилась в красивую, сексуальную молодую женщину. Но одной красотой эту жизнь не прошибешь. Вот я… Сразу после армии пошел работать. А мне бы…

Тут отчим перешёл на длинный рассказ о своей жизни, смысл которого сводился к тому, что надо получать образование, но профессия должна быть востребованной, а ещё лучше удачно выйти замуж, за который не надо торопиться. Несколько раз он заострял внимание на моей сексуальной фигуре, при этом его друг украдкой переводил взгляд на мою футболку.

– Короче, малыш, – в завершении сказал отчим, – счастья тебе и удачи на твоём пути, на который ты сегодня встаёшь своими… э… молодыми ногами!

Всё зааплодировали, закричали ура и начали со мной чокаться. В мой бокал было налито шампанское, которое я пила третий раз в жизни.

Далее брали слово по очереди все, сидящие за столом. Поздравления перемежались с вручением скромных, как зарплата инженера, подарков и обсуждениями достижений Перестройки, а точнее, тех предметов и продуктов, которые исчезли из магазинов.

Я, к своему удивлению, то и дело ловила на себе взгляды друга отчима, всё более пьяные, долгие и липкие по мере произнесения тостов. Ему-то что от меня надо? Чем ему интересны молоденькие девушки? Он же почти пенсионер. И почему он смотрит на мою футболку? Там же нет ничего, что могло бы заинтересовать мужчину. А он глаз с нее не сводит. Странное поведение. Я понимаю, Федя. Пялится на меня весь вечер. Как только посмотрю на него, тут же переводит глаза то на стену, то на потолок. Как будто на нашем потолке что-то интересное нарисовано. Но он хоть на лицо моё смотрит, ест его глазами, впитывает возбуждёнными клетками мозга. Влюблён мальчик. Значит, в меня можно влюбиться…

Последним из взрослых с поздравлением поднялся друг отчима, уже изрядно набравшийся. Интересно…

– Лера… – сказал он, пошатываясь, – ты… ну… огонь! Вот был бы я моложе лет на…

– Ой, ну ладно тебе, – вмешалась мать, – сейчас она совсем загордится.

– Пусть гордится, – продолжил друг отчима, – есть чем. Она должна знать, что она… Очень… Классная… Чтобы мужа выбрала достойного… И мы всегда поможем, если надо… Там, в институт, образование… Иными словами, Лера, за тебя, за твоих родителей, за твою красоту и невероятные…

Тут он посмотрел на мою футболку и замолчал, подбирая одному ему известные слова. Он так бы и молчал, может, до утра, но его спасла мать.

– Способности! – завершила она этот двусмысленный тост.

Все облегчённо выдохнули и чокнулись.

Я с нетерпением ждала тоста от Феди. Чтобы поржать. Он, наверное, будет заикаться от смущения, а я буду на него смотреть в упор и глубоко дышать. Вот он, прямо передо мной, откинулся на диван и смотрит под стол, даже не понимая, что его ждёт. Чего он под стол-то уставился, вилку что-ли уронил? Ах, он гадёныш! Он же глазеет мне под юбку!

Я машинально, повинуясь инстинкту советской школьницы, сдвинула ноги. Но шампанское, ударившее мне в голову, подало прекрасную идею. Посмущаю его, пусть перед тостом потеряет психическое равновесие.

И я развела ноги в стороны. Федя глубоко вздохнул, его щёки покраснели, мир вокруг него перестал существовать. Я раздвинула ноги ещё немного шире. Федя часто задышал. Даже рот его прыщавый приоткрылся.