Чёрт знает что! Зоопарк! Дешёвка!
Зачем я этим занимался, не знаю. Наверное, физический рост связан с временным оглуплением мозга. То есть сам растёшь, а других опускаешь ниже и радуешься тому, как они мельчают в твоих глазах.
Несмотря на мой дворовый футбольный балдёж, отец увлечение спортом принимал хорошо. В юности он был спринтером-легкоатлетом. Мама часто показывала мне небольшую чёрно-белую фотку, на которой 22-летний отец бежал какую-то короткую дистанцию. У него было злое напряжённое лицо, бицепсы на руках и развевающиеся волосы. Вернее, чуб. Тот отец-спортсмен мне нравился.
На платяном шкафу у нас в квартире стояла мраморная статуэтка пятигорского орла на скале. Это был отцовский приз за победу на Всесоюзной спартакиаде. Было странно, что сам отец мне о лёгкой атлетике никогда не рассказывал. Но к спорту приучал. Во-первых, водил в заводской Дом спорта. Во-вторых, брал на заводской стадион «Локомотив» летом, чтобы я посмотрел игры в волейбол, футбол и городки. В-третьих, зимой по выходным устраивал лыжные прогулки в Кузьминском лесу с мамой и со мною. В-четвёртых, постоянно ходил со мной зимой на каток с клюшкой и шайбой. В-пятых, два раза возил меня – правда, неудачно – на приём в хоккейную школу ЦСКА.
Ну и дарил мне то коньки, то хоккейный шлем с вратарской маской, то клюшку, то мяч. Учил смолить лыжи и правильно подбирать к ним мазь.
То есть благодаря отцу я рос спортивным парнем. По сути, готовым к соперничеству в жизни. Я хотел быть первым, ещё не зная, в чём именно.
– В четверг едем на хоккей СССР – ЧССР в Лужники. Увидишь, как это красиво.
Я обожал отца, услышав о поездке на матч. Там будет вкусное мороженое в хрустящем вафельном стаканчике, наши в красном и чехи в синем, белый сверкающий лёд, холод от ледовой коробки и дружный ор с трибун. Могучая музыка государственного гимна, огоньки табло, живые Петров – Михайлов – Харламов и скрежет коньков.
После такого чуда я должен был стать только спортсменом. Желательно в красной форме с белой надписью «СССР».
В вагоне метро на обратном пути домой мы с отцом были самыми близкими людьми на свете.
3
Близость с отцом тогда сделала хорошее дело. Я стал понимать, чего хочу. Самостоятельности и соперничества. Услышал голос крови.
Я записался в хоккейную секцию. Сам приехал на стадион завода АЗЛК у станции метро «Текстильщики» в получасе езды на автобусе от нашего дома, разобрался, где там и что, нашёл тренера детской хоккейной команды и стал членом его учебной группы.
Был октябрь. Мы носились с клюшками в огромном пролёте подтрибунного уличного помещения, учились пасу шайбой, обводке и комбинированию атак и защиты. Полы были скользкие, покрытые осенней влагой, шайбы по ним летали туда-сюда, трещали клюшки, детские глаза горели, обучение хоккею казалось мне реализацией какой-то смутной мечты.
Ну что взять с одиннадцатилетнего пацана?
Я вопил вместе с другими: «Пас!», «Точнее!», «На ход!», «Мазила!», «Слепой!», «Дурак!» и всё такое.
То же самое орал наш тренер. Сыпались обидные словечки, грубая ругань и подзатыльники. То есть это был настоящий хоккей, только без коньков.
Пришли морозы. На стадионе сразу залили льдом несколько хоккейных коробок. На одну допустили нас, новичков. С нами вместе на лёд выходили старшие воспитанники нашего тренера. На них были панцири, налокотники, наяичники, ножные пластиковые причиндалы для защиты, хоккейные краги, шлемы и жёлто-синие рейтузы, бриджи с вшитыми щитками и свитера. На груди в синем кружке стояла красная буква «Т» – торпедовцы!
