–Любовь…Николаевна…я…люблю…Вас…
Девушка, не отрываясь, смотрела ему в глаза. При каждом прозвучавшем слове признания ладошки ее, лежавшие в Володькиных руках, слегка вздрагивали. Взгляд оставался загадочным и влекущим. Губы ее многообещающе раздвинулись. Володька осторожно и нежно коснулся их своими губами. Уловив едва уловимое ответное встречное движение, потянулся к ним уже решительнее.
Это был их ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ.
Они встречались уже более полугода, включая и его несмелые неуклюжие попытки ухаживания в начале весны. Но за все это время он не делал никаких попыток приблизиться к ее губам или как-то иначе сократить дистанцию. Володька сознательно оттягивал этот момент. Он справедливо полагал, что подобное возможно только в момент объяснения в любви. Тем прекраснее стало это мгновение. В ответ на слова любви он получил ответный порыв признательных губ. За этот миг можно все отдать.
Девушка отстранилась, перевела дыхание.
–Володя, прости меня. Это я во всем виновата. Я видела, что ты в меня влюбляешься, но не остановила. Я не должна была подпускать тебя к себе.
Яковлев вновь потянулся к ней, но девушка остановила этот порыв, положив пальцы на его губы.
–Подожди, Володя. Холодно, я замерзла. Пойдем домой, там и поговорим.
Парень подхватил ведро с водой, обошел с ним несколько раз вокруг девушки.
–Это на счастье. Ведь есть примета: если дорогу тебе перешел кто-то с полным ведром, то к удаче.
Он подхватил ее под руку и потянул за собой наверх, выбираясь на крутой береговой склон.
Натальи Владимировны дома не было.
–Ушла в Дом Культуры. Какой-то индийский фильм,– прокомментировала ее отсутствие Любовь Николаевна.
В углу, у небольшой русской печи, примостилась железная буржуйка. Девушки топили ее из-за того, что весь день обе находились в школе, домой приходили только вечером. Растопить ее и обогреть небольшую по площади половину дома, состоящую из кухни и спальни, проще и быстрее было именно ей. Русскую же печь затапливали в выходные или в сильные морозы. На данный момент буржуйка была теплой. В чреве ее еще посверкивали гаснущие огоньки.
Яковлев, по просьбе учительницы, принес из-под навеса березовых дров. Набросав в топку примерно половину объема, подсунул под полешки, на угли, смятую в комок бумагу, раздул огонь. Постепенно пламя охватило всю укладку, от железных боков потянуло теплом.
Любовь Николаевна переставила небольшую лавочку от окна к перегородке, делящей помещение на спальню и кухню. Приткнув один ее торец к боку печи, забралась на лавочку с ногами, прижалась спиной к беленому кирпичу, теплому от жара буржуйки. Яковлев устроился рядом, передвинув табурет.
Огненные зайчики пробивались через трещины в железных боках старенькой буржуйки, играли бликами на стенах, на полу, ползали по мебели, по потолку.
Любовь Николаевна задумчиво перебирала роскошные волнистые волосы молоденького паренька, склонившего голову ей на колени. Мягкие подушечки ласково щекотали его лицо, шею. Ее глаза то вспыхивали жарким огоньком, то заволакивались темной пеленой. Волосы отливали лунным серебром, живой струйкой стекали на плечи, на грудь. Тонкие черты лица обострились.
Володька осыпал девушку ласками, целовал ее ноги. Начиная с изящных коленей, его поцелуи по миллиметру поднимались вверх. Нежно, но настойчиво. И чем выше продвигались ищущие губы, тем взволнованней и громче становилось ее дыхание. От удовольствия девушка даже начинала слегка посапывать.
