Мы и раньше чуть ли не до развода ругались, но что бы вот так! Я начал в подробностях вспоминать предыдущий вечер.
– Я больше так не могу! – произнесла она тогда стонущим голосом, царапая коготками кухонную скатерть, – Либо ты с нами, либо…
– Что ты такое говоришь? – оборвал я, чувствуя нарастающую тревогу. – Разве я не с вами?
– Ты замкнулся в себе! Ты даже Юльку не замечаешь!
– Прости, прости, Викуся!
Я прильнул к жене, но она оттолкнула меня. Как-то резко успокоилась и произнесла холодно:
– Ты по ночам скрипишь зубами, что-то бормочешь, с кем-то борешься. Пару раз даже на меня кидался! Я уже боюсь, как бы ни задушил. А днём ходишь как привидение, совсем перестал замечать меня. Я уже забыла, что такое – быть женщиной! Когда мы последний раз с тобой были? – глаза её налились слезами отчаяния, – Да ладно – я, ты бы о дочке подумал! Ведь ты ничего не видишь перед собой, как контуженый какой-то! Ты хоть помнишь, в каком классе сейчас Юлька?
В глазах у меня помутилось. Я присел на пуфик.
– Что ты предлагаешь? – как будто, со стороны я услышал свой сухой голос.
Она подняла заплаканные глаза.
– Разберись со своими тараканами. Можешь бухать, писать свою долбанную книгу. А мы с Юлькой пока поживём у мамы.
Этим всё и закончилось. Я, конечно, пытался с ней поговорить, помириться. Но она была непреклонна. Вроде бы и не избегала меня, не запрещала видеться с дочерью, и о разводе речи не заводила. Но с тех пор мы стали жить отдельно. Тогда я решил оставить им квартиру, а сам переехал в старый дом, оставленный мне покойными родителями.
В подвале этого дома я сейчас и нахожусь, разглядывая чужой бумажник. И вот я добираюсь до отдела с документами и вижу удостоверение… МВД!
«Скрябин Тимофей Игоревич. Капитан Полиции»
– Б*я-а-адь! – выдыхаю я, почёсывая затылок. – Это ж надо! Б*я-а-адь! Это пиз*ец!
Хороший улов! – возражает Голос, – Прикинь, первая жертва – мент! Это ж повезло-то как!
– Повезло? – вслух переспрашиваю я сам себя, – Да ты понимаешь, что они теперь землю грызть будут! Они ж не остановятся, пока меня не найдут!
С чего ты взял, что они тебя вычислят? Улик никаких ты не оставил. А то, что было – дождём смыло!.. Хм, прям в рифму!.. Да, знавал я одного поэта, Гёте звали…
Что? Какой Гёте? Что за бред ты несёшь? Все мысли засрал! Что делать теперь с этим «мусором»?
Да что ты так паникуешь? Продолжаем дальше по задуманному плану. Тем более, теперь уж точно его нельзя в живых оставлять! Ведь он мог тебя запомнить… да он точно тебя срисовал там на дороге!
В это мгновение позади меня слышится тихий стон. От неожиданности я роняю бумажник на пол и, громко икнув, возвращаюсь в реальность из своих мысленных споров.
Свершилось! Персонаж просыпается!
Человек стонет снова. Я приближаюсь к нему на ватных ногах и смотрю в бледное, будто из воска, лицо. Через секунду он открывает мутные глаза и тут же закрывает их, морщась от яркого света. Болезненно мычит. Наконец, жмурясь, поднимает веки. Вначале его взгляд бессмыслен, как у новорожденного ребёнка. Но уже через мгновенье он недоумённо смотрит на меня зелёными, как болото, глазами. И от этого взгляда по спине моей прокатываются кубики льда, и волосы во всех местах шевелятся.
Он хочет что-то сказать, но я слышу лишь нечленораздельное мычание. Пытается пошевелиться, но натыкается на непреодолимое препятствие – ремни крепко сковывают тело. И ему остаётся только сжимать и разжимать пухлые кулаки.
