– Зайчик, пойдём обедать!
Сестрёнка вылезла из-под стола. И вдруг побежала к овощному ящику, схватила грязную морковку. Я еле успел отнять из рук грязную морковку. Алёнка стала плакать. Я начал её уговаривать объяснять, что у зайчика болят зубки и ему нужно есть кашку, все зайчики перед едой моют лапки. И повёл насильно мыть руки к рукомойнику. Сначала я вымыл свои руки, потом подставил скамеечку и с горем пополам вымыл её руки. Посадил за стол и стал кормить кашкой, при этом приговаривал:
– Какой у меня умный зайчик, он кашку кушает.
Тут Алёнка перестала есть, вылезла из-за стола, побежала опять к овощному ящику, но я успел поймать её. Тогда я выбрал самую маленькую морковку и сказал:
– Ладно, будет, как ты хочешь.
Потом помыл морковку под рукомойником. Сел за стол и стал её чистить.
Сестрёнка за моей спиной внимательно наблюдала за мной. Нож был очень острый, его только вчера наточил отец. Поэтому кожура тонким слоем легко снималась с морковки. Вот и всё осталось обрезать хвостик. Тут терпение Алёнки видать закончилось, и она, решив, что всё, ринулась забрать морковку, толкнула мою руку. Нож предательски вошёл в указательный палец на левой руке, да так глубоко. Кровь фонтаном хлынула из пальца. Я зажал его второй рукой, но кровь сочилась через неё. Тогда я взял из стопки на бельевом шкафу чистый носовой платок и обмотал им руку. Плоток стал красный, но кровь уже не капала. Я впервые после случившегося, посмотрел на Алёнку. Лицо её было белое, как полотенце. Она стояла, как вкопанная и молчала, корпус тела, начиная от пояса, был наклонён немного вперёд, ручонки прижаты к животу. Большая лужа растеклась вокруг её ног. Я кое – как переодел сестрёнку, положил на кровать. Здоровой рукой вытер лужу. Помыл правую руку. Снял кровавый платок. Он прилип к порезу. Я тихонько оторвал платок от раны, кровь опять стала сочиться. Я вытер её платком, взял новый платок и перевязал руку. Кровавый платок бросил у бельевого шкафа.
Взял немного странную сестру, посадил за стол. На лице у неё уже пропала бледность, но она молчала, даже не лепетала. Я дал ей в руки стакан с молоком, она поставила его на стол и молча, отодвинула от себя. Что делать? Не ест, не пьёт, не плачет. Такой я её ещё не видел. Почему-то я взял кружку и зачерпнул холодной воды из ведра. На моё удивление она её осушила. Потом я несколько раз пытался кормить её кашей, но она отталкивала её. Затем она сама села на горшок и долго на нём сидела. За это время я срезал злополучный хвостик у моркови, убрал со стола от греха подальше нож. Помыл ещё раз морковь. Алёнка так и не слезла с горшка. Услышал, что она пописала, немного погодя снял с горшка. Больше она ничего не сделала, но с горшка слезла нехотя.
– У сестрёнки, наверное, глисты! – подумал я.
Почему я так решил? Наверное, потому, что вспомнил, как мне когда-то сильно болел живот на хуторе, и я не мог, сходит по большом. Как меня тогда лечила баба Домна. Она тогда выгоняла их из моего живота. Потом показывала больших, противных красных червей, когда те вышли. Даже пузырёк с лекарством ещё сохранился. Я достал пузырёк из-под маминого шкафа. Прочил по слогам: “Ски–пи–дар”. Точно Скипидар, вспомнил я название. Открыл пузырёк, понюхал, точно он, противный запах.
– Сейчас мы тебя лечить будем! – уверенно произнёс я.
Взял пузырёк и несколько капель накапал в кашу, перемешал, попробовал на вкус. Ничего есть можно, противно правда и немного горьковато. Ну, нечего вроде, лекарство и должно быть таким, что это за лекарство, если его есть хочется. Правда баба Домна, тогда мне на кусочек сахара капала и какую- то молитву читала, и сразу, когда я проглотил, велела стакан воды выпить. Видя, что я пробую кашу, да приговариваю: “Ешь, зайка кашу, мишка тоже ест её!” Алёнка взяла ложку каши и сразу съела её, потом бросила ложку и начала плакать и плеваться. Я дал ей из кружки воды, она выпила её залпом. И начала плакать ещё сильнее, слёзы уже ручьём текли по её глазам. Я подсунул ей стакан молока, она опять отодвинула его и показала на кружку. Опять зачерпнул из ведра кружку воды и поставил на стол. Она, молча, осушила её. Немного погодя села на горшок и надула половину горшка. Потом сама легла на кровать и сразу уснула. Я сидел и смотрел, как она спит и вздрагивает во сне. Только сейчас я вспомнил, что не обедал. Мне, так хотелось есть, что я за милую душу, съел холодные щи. Я даже не помыл за собой посуду, сел на кровать у сестрёнки, и начал смотреть на неё. Лицо у Алёнки, порозовело, капельки мелкого пота выступили на лбу. Дыхание стало ровным, спокойным. Она уже не вздрагивала. Положил руку на лоб. Он был слегка влажный и холодный. Я лёг рядом, обнял сестрёнку и не заметил, как уснул.
