– Я ухожу.
Я молчала. А что было говорить?
– Ты что, оглохла? Я сказал, что ухожу. Ты понимаешь своими куриными мозгами? Ухожу навсегда!
Наверное, всему виной болезнь, но я… улыбнулась. А когда в чемодан полетели книги, которые он мне дарил на День рождения, я шатаясь прошла к серванту, достала и подала ему неначатый флакон духов, подаренный мне к Восьмому марта.
Его глаза стали еще зеленее от злости. Выхватив флакон, он сильно толкнул меня. Я не удержалась на ногах и упала, ударившись головой о ручку кресла. Из рассеченной брови струйкой сочилась кровь.
– Верка! Верка, тебе больно?! – Валерий словно очнулся от какого-то наваждения, или, напротив, стал жертвой нового, и бросился ко мне.
В его глазах было столько сочувствия, что я не выдержала и расхохоталась.
– Ты что, спятила?
Глаза его расширились от удивления. И тут я впервые позволила себе сказать, что Я думаю о НЕМ:
– Иди к черту!
Он отшатнулся, схватил чемодан и все же не мог оставить последнее слово за мной:
– Ты дура с манией величия. То, что ты пишешь – сплошной бред! – Он всегда чувствовал, куда надо бить.
– Валера, солнышко… – Едва выдохнула я сквозь смех.
– Что еще? – Он на секунду задержался.
– Солнце мое, ты – дерьмо!
Полгода я прожила как в тумане. Скорее по привычке старалась быть самой красивой и желанной, и все верила, что он вернется.
Как-то совершенно случайно заметила в столе Любки, той самой фифы, которая любит получать от жизни удовольствия, флакон духов той же марки, что и те, мои. Не знаю зачем, попросила посмотреть. На коробочке оказалось маленькое пятнышко светло-розового лака… Это был тот самый флакон. У меня внутри все рухнуло.
На следующий день я впервые пришла на работу без косметики. Мне стало плевать на все и на всех. Единственное, что меня еще занимало – я писала, писала ночами, как проклятая, стараясь себе, ему и всем доказать: я умею, я кое-чего стою! А чего стоишь ты, Валера?!
Я проклинала его, но все же ждала. А сегодня вдруг поняла: он мне не нужен и по-настоящему не был нужен никогда…
– Почему ты улыбаешься?
– Ты же сам предложил вспомнить о хорошем.
Валерий заметно повеселел, плеснул себе в бокал еще.
– Знаешь, Верка, кто старое помянет – тому глаз вон. Мы тогда молодые были, глупые… Я вот, что решил, подурили и хватит, – выглушив шампанское со скоростью верблюда после недельного воздержания, он пересел ко мне на диван. – Мы друг другу нужны. В общем так, я возвращаюсь к тебе, – его глаза засветились уверенностью, что он облагодетельствовал меня своим заявлением.
– Премного благодарна, – я отсела в сторону, он подвинулся ближе, я в сторону, он – снова ко мне. – Не напирай. Мне бы твою самоуверенность, я бы Землю без рычагов переворачивала. Остынь. У меня есть мужчина, и нет желания возвращаться к старому.
– Верка, это гордость, это пройдет.
Его рука легла мне на плечо. Склонив голову, я прислушалась к своим ощущениям: может что-нибудь дрогнет? Глухо. Только раздражение. Я оттолкнула руку.
– Это, Валера, действительность. Все, что было – ошибка. Я люблю другого, – вранье давалось на удивление легко.
– Не будь дурой, поцелуй меня.
– Оставь меня в покое!
– Ну-ну… – Он опрокинул меня на диван и навалился всем телом.
Этого еще не хватало! Я брыкалась, словно необъезженная лошадь, но седок, точнее «лежок», был опытен.
– Пусти! Я действительно люблю другого! Он сейчас придет и…
– Глупышка, ты любишь только меня! – Этот болван задышал в ритме паровоза. – Ты все время меня любила, поэтому и осталась одна. Думаешь, я не узнавал перед тем как прийти?
