Исповедь учителя, или История длиною в жизнь - страница 30



– Девочки, у меня что-то с ногой, – испуганно сказала я.

– Подвернула, – ответили подруги. Они вставали, отряхивали снег и громко смеялись.

– Нет, что-то не то, она раздваивается.

Я начала паниковать. Наталья кричала:

– Ну, мы идем в школу или нет? У нас география первая, –учителя географии мы ненавидели и жутко боялись.

– Наташ, я не могу, – расплакалась я, в конце концов.

Тут подруга поняла, что я не шучу и сама испугалась.

– Что делать? – спросила с ужасом в голосе Наталья.

– Беги за родителями, – сказала я.

Наталья побежала ко мне домой. Через минуты три я увидела бегущего ко мне отца. Он был напуган, схватил меня и стал спрашивать, как я упала и что со мной. Машины не было. До скорой мы не дозвонились. Я замерзала. Тогда отец взял меня на руки и понёс сам в больницу. Больница стояла практически на реке, в километре от нашего дома. Всю дорогу отец нёс меня на руках. Я ревела в больнице всё время. Нет, меня не пугали жуткие переломы обеих костей, меня пугало то, что меня не будет на новогоднем вечере в школе. Было 16 декабря 1977 года.

Пропуски уроков и плохое отношение ко мне в классе стало причиной того, что я даже радовалась, когда оставалась дома. Три месяца я не была в школе. Когда же вновь вернулась, в журнале у себя увидела ряд двоек по математике. За каждый пропущенный урок стояли не буквы «н», а отметки «2». Так родилась моя «любовь» к математике. Учитель Запорожская была старой девой, и детей у неё тоже не было. Учеников она ненавидела. Отец был в дружеских отношениях с директором нашей школы – Олегом Алексеевичем. К нему он и обратился, чтобы узнать, почему больному ребенку наставили двоек. Директор вызвал Запорожскую и отчитал по полной программе. Так родилась её «любовь» ко мне. С той поры отметка «пять» мне могла только сниться. Те, кто списывал у меня контрольные, получали «5», мне же она ставила абсолютно несуществующую в СССР отметку «4+».

И только один раз мне её стало действительно жалко, когда я увидела её одну, прогуливающуюся по направлению к реке. Я, будучи ещё в принципе ребенком, поняла, что она абсолютно одинока.

Не смотря на проблемы в школе и моё самочувствие, я была почти счастлива. Только тоска по бабуле наступала мне на горло и душила. Я много плакала. Тяжело было привыкать к новой жизни. Но с другой стороны я была безумно рада, что теперь я жила с родителями.

После того, как я пролежала в туберкулезном диспансере четыре месяца, я обзавелась друзьями и подругами. У нас образовалась отличная компания, и мы каждый вечер гуляли. Это было очень интересное время, время первой детской любви и взросления. Мою первую любовь звали Юра Нехороших. Фамилию он оправдывал на все сто процентов. В школе от него стонали учителя, получали подзатыльники ученики, и страдали девчонки. В нашей компании он не был, меня не замечал в принципе. Мне казалось, что поначалу он стеснялся меня и презирал. Его друзья знали о моих чувствах к нему, и, разумеется, делились с ним новостями о моих страданиях. Он меня избегал. К 9 классу я стала совсем другой – модной, уверенной в себе девушкой, и он соизволил обратить на меня внимание. Но тогда мне это было уже ни к чему.

Любимым местом наших прогулок была речка Колыма. В любое время года там невероятно красиво. Я поняла, почему наш поселок так назвали. Снег действительно казался синим на солнце, а сугробы поднимались выше человеческого роста. Тайга поражала своей красотой. Летом мы ходили далеко от дома, собирали ягоды и грибы. Белые грибы были размером с голову моей сестрёнки. Я помню, что родители однажды даже фотографа брали с собой, чтобы запечатлеть эту красоту. Это было волшебное место, для меня оно таковым и осталось.