– Санёк, извини. Никаких учёных, – ответил по-деловому тот, уже поняв, что от Валериных обвинений отделался. – Ты мне хоть и друг…
– Ну подожди! Хоть пару минут…
– Пару минут можно.
– Я сейчас! – Саша вдруг сообразил, что можно попытаться оставить изображение находки хотя бы на бумаге. В рисовании он был не особо силён, а вот сделать оттиск…
Прибежав с несколькими листами чистой бумаги, Саша старательно придавил первый лист к освобождённому от тряпки изделию. Проступили кое-какие контуры. Для большего эффекта Саша подошёл к чуть тёплой со вчерашней топки печке, потёр ладонью о закоптившуюся стенку у дверцы и несколько раз мягко прогладил грязной ладонью бумагу – изображение стало видно лучше, отчётливее. Ещё несколько листов приняли на себя тиснёные изображения разных сторон золотого изделия. Особенно хорошо получился оттиск нижней стороны, наименее пострадавшей от вандализма и сохранившей чёткий рельефный рисунок двуглавого орла.
«Эта вещица достойна того, чтобы принадлежать царской фамилии, – пронеслась мысль в голове у Александра. – Да она, несомненно, и принадлежала особам царского рода! Может быть, это одна из драгоценностей семейной сокровищницы, более чем наполовину утерянной в огне революционной смуты?»
Независимо от мыслей, касающихся текущего момента, в голове Саши уже роились мысли, тормошащие память обо всём, что он знал о судьбе последнего русского царя Николая II и его семьи, расстрелянных в первый год после прихода к власти большевиков. Семья обладала уникальнейшей и богатейшей коллекцией драгоценностей, большинство из которых…
– Сашка!!! Что ты оглаживаешь наше золото, как бабу перед…?
Грубость прозвучавших из Толяновских уст слов не покоробила его, а лишь отрезвила:
– Валер, принеси мне, пожалуйста, глины из той ямы, что мы вчера рыли. А?
– Глины? – Удивился Валера, но послушно направился к двери. В том, что касалось исторической ценности, он всецело доверял Сашке, хотя не всегда догонял его мысли.
– Слепок хочу сделать. Подождёшь, Толян?
Пока Валеры не было в доме, Саша взял с Анатолия слово, что тот не будет торопиться с продажей золотого изуродованного изделия. Ведь сдавать такую ценность просто на вес Саше казалось безумием, и он надеялся, что, возможно, ему удастся договориться с каким-нибудь музеем или коллекционером о выкупе изделия, пусть хоть и на вес, но не на переплавку, а на изучение и сохранение.
Два слепка, верхней и нижней части изделия, вскоре были готовы, уложены на разделочные доски, принесённые с кухни, и взгромождены на шкаф. На просушку. И подальше от случайных прикосновений. Да и вообще, прочь из зоны видимости.
Возбуждённые удачей парни ушли. Валера походил туда, сюда, всё ещё не в состоянии отделаться от навязчивой мысли, что парни всё-таки пытались залезть в дом соседа Альберта. Потом махнул рукой, зевнул и ушёл к себе в спальню, напоследок бросив:
– Ты не задерживайся тут, Сань. Ведь завтра-то – не забыл? Выспаться надо.
Саша долго сидел в пустой комнате, дав волю воображению и переводя взгляд от одного чёрного оттиска на бумагах, разложенных на столе, к другому. Потом он сгрёб бумаги вместе и сложил их в ящик того же шкафа, где наверху сушились слепки. Потом он выключил свет и опять присел к столу, где только недавно ещё лежало то, чему место в царском дворце или в музее. За собственными мыслями ему было трудно угнаться, и он понял, что ему чего-то не хватает. А вернее, кого-то.
