Левый глаз был подбит достаточно сильно. Капилляры лопнули, сразу пошел отек, еще не черный, бордовый, с кровью, с грязью… Ужас. И губы тоже были в крови, верхняя треснула. Смотреть было неприятно, чего там рассматривать, я шарахнулась и дальше пошла танцевать.
Аллочка помогла Синицкому умыться, искала в своей косметичке что-то дезинфицирующее. Кто-то крикнул, кажется, Гарик: «Водки! Срочно!» Синицкому налили в стакан и немного капнули на рожу. Никто не спрашивал: «Откуда? Что случилось?» Всем и так было ясно – муж поставил фингал, ничего особенного и неожиданного в этом не было.
За час до того Синицкий ждал Лизу возле дома. Она немножко закопалась, сушила волосы, мокрые после ванны. На улице был холод, мороз ударил небольшой, но ветер поднялся сильный. Я помню хорошо тот ветер, идешь по улице – и он снимает твое пальто. Синицкий постоял на углу, в легкой куртке, замерз и зашел в подъезд.
Лиза накручивала волосы на щетку. Фен гудел, и она не слышала, да и не слушала, что говорил ей муж. Фен гудел на ухо, и до нее долетали только отдельные слова «дом», «свинарник», «выходной», «матери», «привезу», «кино», «заскочу»… Это означало следующее: останься дома, не уходи на ночь глядя, почему тебя тянет в этот свинарник, в кои-то веки у меня выходной, сейчас мотнусь к твоей матери, привезу сына, посмотрим кино, в магазин заскочу…
Муж не хотел отпускать, что-то его настораживало, может быть, фен, гудящий слишком долго, может быть, цветочки: на столе рядом с зелеными яблоками появился отвратный букет – мимоза-тюльпаны… Но скорее всего насторожило то, что Лиза убежала из дома в выходной. Поэтому, как только за ней закрылся лифт, муж вышел на лестницу. Он спустился тихо и на первом, в фойе, увидел Лизу и Синицкого. Они целовались.
Эту сцену многие из нас успели подшить в свои статейки по семейной психологии. Кто-то очень талантливый уверял, будто бы Лиза кидалась на мужа и визжала: «Не бей, я его люблю». И будто бы Синицкий отвечал: «Бей! Бей меня, я все равно ее люблю». Это, конечно, полная чушь. На самом деле все было гораздо спокойнее. Лизу оттолкнули в сторону, к лифту. Она не мешала, стояла там молча. Муж размахнулся сразу, и Синицкий упал после первого удара. Он валялся на полу, подняться и отвечать не пытался, только закрывал лицо. Это длилось недолго, вмешались соседи.
Время было не очень удобное, вечером люди возвращались домой, мужчины, все как один, тащили женам мимозы и тюльпаны. Все очень удивились, что их сосед, обычно такой уравновешенный, бьет человека ногами. Соседка с первого этажа спросила Лизу, не нужно ли вызвать милицию. Лиза ответила «не надо». Воплей не было. Разнимать не пришлось. Муж остановился сам. Синицкий поднялся и вышел из подъезда. Говорили, что он убежал, но нет, он просто вышел, во всяком случае, его никто не догонял.
Это была первая драка, вторая случилась через несколько дней в саду у нашего факультета.
После праздников на занятия Лиза не пришла, но муж приехал в деканат, чтобы забрать ее документы, он сообщил, что она больше не будет с нами учиться. Синицкий в этот день вел себя как обычно, никакого страха или депрессии заметно не было, хотя точно сказать тяжело, потому что глаза он прятал за темными очками, не хотел пугать людей своим страшным синяком. Глаз заживал долго, Синицкий ходил в темных очках больше месяца, Лизу уже похоронили, а он все еще не снимал очков.
