Десять лет прошло с того момента, как ко мне приходил Джинн. Но это лишь по земным меркам. А по тем – другим – даже и предположить сложно. Под пальцами шел трещинами бетон, заполняясь жидким огнем…
Два осколка скорлупы на столе – все, что осталось…
И бессилие.
– Господи… Господи, – по привычке кто-то стенал рядом.
Да уж… знали бы они, как близко я видел его и как далек тот от персоны, которую стоит просто так упоминать. Ведь правильно рекомендуют не поминать всуе… В груди вдруг заскребло, и с губ сорвался смешок:
– Совсем от рук отбились, – прохрипел и выхватил у кого-то стакан с водой, глотнул и поморщился, – Костя, настойки бы…
– Сейчас, Зул, – обрадовался тот. – Делал по привычке, запас теперь большой!
– Только мечта о глотке и держала…
Вокруг разом скорбно утихли.
– Зул Вальдемарович, как вы? – рядом опустилась Таня – главрук потусторонников. – Как вы выдержали?
– А я и не выдержал, – горько усмехнулся.
– А выглядите отлично, – улыбнулась она.
Да, стоило Джинну разбить яйцо, и внешность изменилась так, будто и не было столетий «холодной» войны. Яйцо – моя персональная «жизнь», которая все ждала своего часа, чтобы ее выпустили, позволили ей быть. Что там – я только догадывался. Тот, которого не стоит поминать всуе, вручил этот подарок давно со словами: «Когда устанешь…» Только как я мог себе признаться, что устал?
Кабинет оказался надежно опечатанным по всем правилам безопасности. Я угрюмо уставился на двери и сел на стол секретаря. Константин как раз выталкивал пробку из вожделенной бутылки:
– Курить будешь?
– Буду, – кивнул. – Десять лет поста и воздержания, Костя…
– Леший подери этого мусульманина, – выругался друг.
– Не в его юрисдикции, – я перевел взгляд в окно, рассеянно поболтав жидкость в бокале: – Рассказывай.
Я знал, что Институт пережил тяжелые времена, что мои люди держались, как могли…
– Потерь нет, я знал – ты все потерял из-за людей, – Костя хмуро налил себе, – поэтому в приоритет поставил персонал. Но разрывов брошенных много…
– Разберемся, – кивнул напряженно. Дел было по горло. Как обычно. – Еще плесни.
В коридоре все пребывал народ, толпился на пороге, заглядывал в приемную. Кто-то даже плакал.
«Зул, это правда Зул!»
Повинуясь порыву, я поднялся и шагнул к ним. Плач усилился. Чтобы обнять каждого и заглянуть в лицо ушло много времени, но теперь я знал все. Никто не ушел, не бросил, Алиска с Аней тоже периодически наведывались, поддерживая институт.
– Спасибо, – благодарил каждого. – Держитесь, справимся…
Когда все, наконец, разошлись, оглушенные новостью, я вернулся в приемную.
– Алиса опечатала кабинет, – кивнул Костя на дверь, залитую монтажной пеной.
В центре полотна – знак… и маленькая приписка в углу: «Вернетесь – наберите! Скучаю… А. Г.»
Алиса Гербер.
– Как у нее дела?
– Вроде ничего, мальчика недавно родили в довесок к двойняшкам…
– А назвали-то как? – улыбнулся искренне. Впервые за долгое время.
– Мальчика – Никитой.
Ох, Алиска! Бросать грани вызов вошло в привычку, только негоже именами ушедших называть детей. Но ладно, эта убережет. Может, Алекс хотел, а она не стала перечить.
– А двойняшек? – Наши взгляды с Костей встретились. – Я же не застал…
– Маша и Варя…
В груди за долгое время потеплело.
– Дашь мобильник?
Сердце приятно набрало обороты, пока я слушал гудки. Их прошло совсем немного, прежде чем знакомый голос ответил:
– Костя?
– Ты просила позвонить сразу…
