— Он уже трижды порывался приехать, — говорит Тенгер и проходится по аудитории. — Но пока в империи слишком много проблем. Последний отлив магии сказался практически во всех структурах. Не работают предприятия из-за остановки артефактов, остановлена добыча полезных ископаемых, строительство. Не говоря уже о сотнях тысяч магов, которые оказались обнулены и им необходима помощь.
— Но это вопрос времени, когда он заметит.
— Верно, — соглашается Ал и смотрит на меня с грустной улыбкой.
Затем переводит взгляд на Саймона и лицо его заостряется. Ему с первого дня не нравится наше общение, а теперь и подавно, но тут уж я ничего не могу поделать. Всем нужны друзья. Саймону я доверяю. Хотя он зря, конечно, ректора провоцирует.
Алистар снова смотрит на меня. Пронзительно и так, что становится не по себе, а после на меня будто ветерком дыхнуло магией:
— Ты должна поссориться с Саймоном и никогда больше с ним не говорить, — сказал голос Тенгера внутри моей головы и, кажется, отовсюду сразу.
Но вот странно. Его губы при этом не двигаются. Совсем.
11. Глава 10. Воля императора
— Чего? — хмурится шпилька и трясёт головой. — Ал, ты что-то сказал?
Не сработало? Или я сделал что-то не так?
В следующий миг в виски будто по игле вонзается. Я зажмуриваюсь и опускаю голову, сжимая их пальцами.
Твою мать…
Нет, всё же воздействие то же, что и с императорским посланником. Но на ней почему-то не сработало. Почему? Зачем я вообще требую от неё нечто подобное? Из ревности? Даже себе не хочется признаваться.
— Зачем ты это сказал, Ал, — допытывается Инга. Хмурится, губки поджимает. Интересно, из-за истинности мне всегда казалось, что она становится только милее, когда злится?
— Что сказал? — спрашивает Саймон. — Вы о чём?
Морщусь и поднимаю голову. На миг появляется будто чужеродное желание опробовать потенциально новую способность на нём. Нужно понять, как это работает, в конце концов.
Тут же одёргиваю себя. Этого идиота вообще быть здесь не должно. Всё, что я могу заставить его сделать — обратиться в кошку и лезть в сумку. Но тратить на него силы и снова получить кровотечение из носа того не стоит. Не хочу, чтобы стражи заметили что-то. Показать слабость перед ними, значит показать её перед Фредериком. Мерзавцу даже о моей простуде знать незачем.
— Ни о чём. Так, ты, — смотрю на кота. — оборачивайся обратно и лезь в сумку. И чтоб больше сюда не совался, если жизнь дорога. Ясно тебе?
— Угу.
— Что ты сказал? — опускаю подбородок.
— Так точно, — закатывает глаза оборотень.
Когда его хвост скрывается в сумке, я вздыхаю и тянусь к шпильке. Она ещё злится, но позволяет коснуться своей щеки. На душе сразу теплеет. Внутренняя тревога, возникшая, когда обнаружил кота, стихает, как успокаивается зеркальная гладь озера, в которое бросили камень.
— Значит метка появилась, — негромко уточняю я, не придумав темы поинтереснее. — Больно было?
— Нет, — она отводит взгляд. — Вообще не поняла когда. Мне её прятать, да?
— Да.
— А если он опять…
— Перебьётся, — опускаю подбородок, а после не выдерживаю и притягиваю её к боку. — Всё будешь хорошо, шпилька. В крайнем случае, если будет совсем плохо, я тебя отсюда заберу.
— А после? — тихо спрашивает она. — Ты же знаешь, от него не спрятаться. Найдёт и тебя, и меня. Это всё… сама истинность она… теперь всё так сложно.
— Нет, Инга, всё просто, — киваю ей на сумку. — Выйди в сад, отойди к каким-нибудь кустам и сядь медитировать. Чтобы не выглядело, будто ты просто вышла погулять с сумкой.
