Продолжать игру с вычислениями вариантов правильного ответа начальнику я больше не стал. Двинулся к нему в максимальном темпе. Остаток дороги занял минут пять. Меня явно заждались. Как только я занес руку к матовой двери, чтобы постучать, она с легким шелестом скользнула вверх. Через антикварный защитный лицевой экран, как через гигантский монокль, на меня смотрел КАЛС. По экрану побежали красные строки.
– Что-то ты не торопился, – пророкотал его синтетический голос.
В отличие от нас, синтетиков, способных отображать эмоции с помощью размещенных под кожным покровом мышц – и иногда даже злоупотребляющих этим, желая показать себя больше человеком, чем даже сами люди – эмоции нашего шефа можно было считать только по цветовой гамме его алгоритмов. Да и то, выбор был небогатым. Нейтральный – синий, довольный – зеленый, злится – красный. Старожилы лунной базы рассказывали, что изредка можно было увидеть желто-оранжевый, когда поступала неизвестная для него информация, и это резко ускоряло его постепенно дряхлеющие процессоры.
Но сейчас я увидел, что несколько строк кода приобрели фиолетовый оттенок. Я невольно вытянулся по стойке смирно – прям как S-345 совсем недавно. Все мои логические доводы и решения линейных уравнений сразу показались верхом некомпетентности, и я решил обождать.
Минута. Я тогда простоял всего минуту. Но она показалась мне бесконечно долгой. С каждой секундой мои тщательно проработанные аргументы уходили из оперативной памяти в отдаленный пассив, шаг за шагом погружая меня в состояние, близкое к панике.
На стене за спиной КАЛСа была прикреплена огромная эмблема НАСА, Американского космического агентства. Изначально наша станция была международной. Но на Земле отношения между партнерами вновь охладели – как это уже не раз бывало в человеческой истории. В результате русские вместе с китайцами отправились осваивать Марс – сейчас там разворачивались две огромные базы. Индусы неспешно свозили автоматические модули на Ганимед, спутник Юпитера. А европейцы и вовсе отказались от самостоятельной роли в покорении космоса. Видимо, тамошних инженеров вполне устраивало сочетание теплых французских круассанов, отличного немецкого пива и старинных преданий об империях, над которыми никогда не заходило Солнце.
Сами же жители Северной Америки, лишившись недорогих и эффективных космических двигателей русских, едва не законсервировали свой сектор. Лишь в последний момент светлая голова в Хьюстоне предпочла договориться и сохранить объект в работоспособном состоянии, сделав его открытым для космических туристов. А заодно – для раздела прибылей с другими космическими державами от поставок на Землю гелия-3, титана и редкоземельных металлов.
По сторонам побледневшей эмблемы висели две фотографии. На одной КАЛС стоял рядом с улыбающимся президентом Тэдди Малагуа, предшественником отца нынешнего главы Белого дома. Широкоплечий верзила, род которого явно вышел с Гавайского архипелага, широко улыбался на камеру, а по экрану нашего начальника бежали вперемежку красные и зеленые строки, словно он не знал, как себя правильно вести в той ситуации.
На второй – и эту карточку КАЛС, насколько я знал, особенно ценил – был легендарный Нил Армстронг. Еще крепкий, но уже глубокий старик, недавно разменявший девятый десяток. В правой руке тот держал чип, про который ему что-то рассказывал полный китаец в белом халате и смешных круглых очках. Чип был передовым по тем временам элементом, который стал основой всей интеллектуальной инфраструктуры будущего тела нашего босса.
