– Ну и конечно, твой автобус стоял в пробке. В одиннадцать вечера в будний день на окраине Москвы. Попробуй сказать, что я ошибаюсь, Валя. Я ведь на самом деле могу ошибаться. – Евграф Соломонович пока говорил, украдкой посматривал на сына поверх очков и заметил, конечно, как тот вздрогнул от неожиданности.
Валя сквозь усталость злился. И злился он мелкой ворчливой, самому противной злостью. И думал Валя, что Евграф Соломонович злится злостью еще более мелкой и ворчливой.
– Папа, я провожал Нину. Ты же знаешь. Я звонил, просил Тему передать тебе… он что, забыл? – Валя поставил портфель в угол и стал снимать ботинки, зачем-то внимательно рассматривая их в темноте. Все дело было в привычке.
– Нет, он не забыл. Но, Валя… сколько раз мы с тобой говорили уже!.. Я ж понимаю: у вас там, наверное, сначала словесное прощание, потом – сцена на балконе. И, разумеется, длинный прощальный поцелуй. Но, сынок… надо же тогда время рассчитывать.
Валя что-то прошипел себе под нос и прошел в ванную. Евграф Соломонович подвинул к стене ботинки, которые сын забыл посреди коридора и по пути в кабинет сказал Вале:
– В холодильнике остался суп и мясо с картошкой. Есть еще колбаса докторская. Я сегодня булочек купил – хочешь, поешь… если ты голоден. И… спокойной ночи, Валя.
Не дожидаясь ответа, Евграф Соломонович скрылся в дверях большой комнаты, через которую лежал путь в кабинет. Валя кончил умываться и, опустошив холодильник, уединился в детской, где, не раздеваясь, упал на кровать, закинул руки за голову и стал думать о Нине. Через некоторое время он понял, что в комнате есть еще кто-то помимо него, открыл глаза и увидел Артема. Артем, в красном пледе, который ночью был просто темным, укутавшись с головой, как старуха Изергиль на скучных обложках советских изданий Горького, сидел у него в ногах и смотрел своим пронзительным немигающим взглядом.
– Ты чего… не спишь? А?
– Не, не сплю. Я еще не хочу спать. Лягу с рассветом.
– А я хочу. Очень.
– Валь…
– Чего ты?..
– Думаешь, мы умрем в один день? Раз родились в один…
– Ой, Тема… ты… ой, – он приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на брата в ответ. – Н-да. Как Петр и Феврония…
– Как Тристан и Изольда тоже. – Артем уже смотрел не на Валю, а в окно. – Знаешь, я тебя люблю.
– И я тебя. Только мы еще поживем, ладно?
– Нет, ну конечно. Я же про старость.
– Да я не доживу до старости. – Валя отмахнулся и свернулся на правом боку. – До нее еще лет сорок жить… жуть! Что я делать буду? Не, не доживу…
– Валь, к нам Сашка приедет погостить.
– М-да? Значит, будем стареть вместе с Сашкой.
– Ты рад?
– А ты?
– Я да. Я ее уже месяц не видел.
– Ну, вот и замечательно: вы с ней известные подружки. Будете играть.
– Ей конфет купить надо, наверное. Я ей батончиков куплю. Как думаешь?
– И батончики хороши. Я их тоже люблю… – Валя покосился на него из лежачего положения: – Артем, а Артем… ну в кого ты такой, а?
– Какой «такой»?
– Чудной. Чудак ты. Феномен. – Валя улыбнулся и фыркнул.
– Уж какой есть. – Артем тоже фыркнул и улыбнулся.
– Нинка сказала, что хочет купить какие-то там особенные благовония. Завтра мы с ней пойдем в магазин и купим. Сегодня мороженое на Арбате ели. Тем, как же я ее люблю!..
– Здорово. Она хорошая. Тихая только очень. Но хорошая. Но я бы ее любить не мог. Полюбить не смог бы.
– А почему?
– Не знаю… она бы тоже сказала, что я чудной. Поэтому, наверное.
