Истоки Второй мировой войны - страница 8



Таким образом, я уверен, что не грешу против истины, когда говорю, что важнейшая роль на международной арене в предвоенные годы отводилась не грубой силе, а политическому расчету. Акценты несколько сместились летом 1936 г. Тогда не только Гитлер, но и другие державы начали всерьез принимать в расчет войну и подготовку к войне. Я допустил ошибку, недостаточно подчеркнув перемены, которые принес с собой 1936 год, и, возможно, переоценив важность изменений, случившихся осенью 1937-го. Это лишь подчеркивает, как трудно не поддаваться мифам, даже если ставишь это своей целью. Меня ввел в заблуждение протокол Хоссбаха. Хотя я сомневался, что он так важен, как считает большинство авторов, я думал, что раз уж все придают ему такое большое значение, то какую-то важность этот документ все-таки имеет. Я ошибался; а критики, указывавшие на 1936 г., оказались правы, несмотря на то что они, судя по всему, не осознавали, что таким образом дискредитируют протокол Хоссбаха. Мне стоило бы еще немного сильнее развенчать этот «официальный протокол», как назвал его один историк. Мои аргументы тут чисто технические, и неискушенному читателю они могут показаться ничтожными. Тем не менее ученые, как правило, придают значение таким деталям, и правильно делают. По сложившейся практике документ, который претендует на то, чтобы считаться официальным протоколом, должен удовлетворять трем условиям. Во-первых, секретарь должен присутствовать на совещании и вести записи, которые он позже оформит по всем правилам. Получившийся черновик необходимо затем передать участникам встречи для внесения правок и одобрения. И наконец, такой протокол должен быть помещен на хранение вместе с другими официальными бумагами. Отчет о совещании 5 ноября 1937 г. не удовлетворяет ни одному из этих условий – за исключением того, что Хоссбах на нем действительно присутствовал. Записей он не вел. Пять дней спустя он от руки и по памяти составил записку об этой встрече. Он дважды предлагал показать ее Гитлеру, но тот отвечал, что слишком занят, чтобы ее читать. До странности легкомысленное отношение к тому, что принято считать его «последней волей и политическим завещанием». Возможно, черновой вариант прочел Бломберг. Остальные даже не знали о его существовании. Единственное свидетельство подлинности отчета – подпись Хоссбаха. Рукопись видел еще один человек – глава немецкого генштаба Бек, который из всех немецких генералов с максимальным скепсисом относился к идеям Гитлера. 12 ноября 1937 г. он составил письменный ответ на аргументацию Гитлера; позже этот его ответ подавали как начало немецкого «сопротивления». Высказывались даже предположения, будто Хоссбах составил свой протокол специально, чтобы спровоцировать Бека на такую реакцию.

Это лишь домыслы. В то время никто не придавал этой встрече важности. Хоссбах вскоре лишился должности. Его рукопись положили в папку с другими разрозненными документами и забыли о ней. В 1943 г. немецкий офицер граф Киршбах, просматривая папку, скопировал его текст для военно-исторического отдела. После войны американцы наткнулись на копию, сделанную Киршбахом, и в свою очередь скопировали ее для материалов стороны обвинения на Нюрнбергском процессе. И Хоссбах, и Киршбах считали, что американская копия была короче оригинала. В частности, как утверждал Киршбах, в исходном документе содержались критические замечания Нейрата, Бломберга и Фрича по поводу использованной Гитлером аргументации – из американской копии они исчезли. Может быть, американцы «отредактировали» документ, а может, Киршбах, как и многие другие немцы, пытался возложить всю вину на Гитлера. Узнать это уже невозможно. И оригинал Хоссбаха, и копия Киршбаха утеряны