Истории для кино - страница 30

Лёдя продолжает совершать прыжки, кувырки, сальто, фляки. Раскланиваясь после каждого трюка, он косит глазом в сторону закрытого занавесом форганга: не наблюдает ли за его подвигами Любаша. Но в проеме занавеса сидит и широко зевает лишь ее лохматый барбос-«принц».

И снова дорога. Тащится обоз с цирковым скарбом.

Лёдя спрыгивает с первой бородановской подводы бежит назад – к подводе, на которой сидят Любаша и Ярославцев. Силач грозно сводит мохнатые брови. И Лёдя не решается подсесть на его подводу, а просто идет с ней рядом, достает из кармана пряники, ломает на кусочки, угощает ими благодарно повизгивающих собачек и преданно поглядывает на Любашу.

Девушка улыбается Лёде – доброжелательно, но довольно равнодушно. А силач зашивает портновской иглой атласную туфельку Любаши и сердито зыркает на Лёдю.

Циркачи раскинули свой шатер на площади очередного городка. Лёдя работает уже не просто акробатический, а еще и музыкальный номер: кувырки, сальто и стойки на руках он перемежает с игрой на развешанных по арене бубнах, балалайках, трещотках и даже обычных бутылках. Да плюс к тому на руках и ногах Лёди – браслеты с бубенцами, которыми он тоже умудряется вызванивать если не мелодию, то хотя бы ритм.

Теперь уже Любаша восхищенно смотрит на него из-за кулис. К ней подходит силач Яков.

– Любуешься на своего конюха?

– Он не мой! – вспыхивает Любаша. – И он не конюх.

– Ага, ну да, старший клоун младшего подметалы!

Презрительно сплюнув, Яков уходит. Любаша огорченно всхлипывает.

Лёдя после номера вылетает за кулисы и при виде Любаши сияет.

– Видала, как я… – Он осекается, заметив ее слезы. – Что с тобой? Кто обидел?

– Да не обидел, а цепляется… Чего он – мы же с тобой просто друзья…

Лёдя осторожно утирает пальцами ее слезы.

– Конечно, друзья… Навеки! И я тебя никогда не обижу…

Любаша благодарно улыбается.

Лунной ночью Лёдя собирает в поле цветы, бережно складывает их в букет.

С этим букетом он подходит к отгороженному декорациями закутку, нерешительно топчется у входа. Вдруг оттуда раздаются шум борьбы и голоса:

– Яков Петрович, миленький, не надо… Ну, отпустите меня, ну, Яков Петрович! – жалобно просит Любаша

– Тихо, глупая! – бубнит Ярославцев. – Тихо, тебе ж лучше будет!

– Ну, пожалейте, ну не надо! – Любаша уже плачет в голос.

Лёдя не выдерживает и врывается в закуток.

Там на убогих цирковых матах Ярославцев ломает Любашу. Лёдя без лишних слов лупит его букетом по спине.

– Ах, сморчок! – удивленно и легко, как от мухи, отмахивается Яков. – Ты откуда нарисовался?

– Скотина! Не трогай ее!

– А-а, ты сам намылился ее потрогать? Хрен тебе!

Силач ударом кулака отправляет Лёдю в нокаут.

– Не надо, Яков Петрович! – умоляет Любаша. – Он тут случайно… он нечаянно…

– А за нечаянно бьют отчаянно!

Яков снова замахивается на Лёдю, но тот, обученный на Молдаванке французской борьбе, ловко уходит от удара и наносит свой удар. На стороне Якова – сила и масса, а у Лёди – умение и ловкость. Драка идет яростно: падают декорации, разлетается реквизит, плачет Любаша, визжат ее собачки.

Лёдя уже выдыхается, силач явно побеждает, и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы от перевернутой ими в драке керосиновой лампы не загорелась декорация. Бойцы прекращают схватку и вместе с Любашей бросаются гасить огонь.

Утром Ярославцев и Лёдя стоят перед Бородановым.

– Кто зачинщик? – громыхает хозяин. – Ты, Яков?