Истории для кино - страница 42



Скавронский указывает Лёде на открытое кафе:

– У меня здесь назначена встреча. Деловая.

Скавронский и Лёдя сидят в кафе. Лёдя ест мороженое, сосредоточенно думая о своем. Скавронский блаженствует: пьет пиво с креветками.

– Лёдя, я успел заметить: у вас какое-то детское пристрастие к мороженому. Причем всегда – один сорт.

– Да, ванильное с клубникой и орехами… О! А если – Орехов?

– Критики станут язвить: надо Орехову выдать на орехи!

Лёдя уныло ест мороженое. Скавронский блаженно щурится на солнце.

– Так бы всю жизнь и сидел на бульваре!

– О! Бульваров! А?

– Нет… Это что-то кафешантанное.

– А как вам… ну, скажем… Звездов?

– Чего скромничать, уж лучше сразу – Солнцев!

В кафе впархивает очаровательное круглоглазое создание. Скавронский улыбается, приподнимаясь навстречу барышне. Лёдя насмешливо шепчет:

– Это и есть ваша встреча… деловая?

Скавронский шепчет в ответ:

– Пусть будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает! – И усаживает девушку за столик:

– Прошу, Ниночка! Знакомьтесь, Лёдя, моя протеже – Нина Синявина, мечтает о сцене, собирается к Станиславскому… А это – восходящая звезда Малороссии… э-э-э… ну вы еще услышите его громкое имя! Ниночка, вы приготовили отрывок?

Барышня молча и часто-часто кивает. Скавронский вальяжно машет рукой:

– Ну-с, прошу!

Барышня робеет:

– Прямо… здесь?

– А почему бы и нет? Привыкайте к публике!

Барышня глубоко вдыхает, как перед прыжком в воду, и испуганно тараторит стихи:

– Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана…

Скавронский перебивает:

– Не верю! – и передразнивает писклявым голосом: – На груди утеса-великана… Я не вижу утеса! Лёдя, я вас прошу: покажите, как это делают профессионалы…

Лёдя теряется, но почтительный взгляд барышни придает ему смелости. Он прикрывает глаза, принимает театральную позу и басит нараспев:

– Ночева-ала ту-учка золота-ая на груди-и уте-е-еса-велика-а-ана… – И вдруг оборачивается к Скавронскому: – А как вам – Великанов?

– Великанов? С вашим-то ростом?

Лёдя обиженно надувается. Скавронский подхватывает под руку барышню:

Ниночка, пойдемте, вам нужны более глубокие и проникновенные знания! А вас, коллега, я оставляю в раздумьях!

Скавронский и барышня направляются к выходу.

А Лёдя, и верно, остается в напряженных раздумьях:

– На груди утеса-великана… Грудинин?.. Тьфу, бред! Утеса-великана… Утес! Утесин?.. Нет… Утесский? Нет… Утесов? А что, звучит – Утесов! Да! Утесов!

Лёдя выбегает из кафе за ушедшим Скавронским:

– Послушайте, а как вам – Утесов?

Но Скавронского уже и след простыл. А по улице идут люди, и все они заняты своими делами, и думают свои мысли, и никто из них даже не подозревает, что вот только что, сейчас, буквально на их глазах, рождается великий артист Лёдя… нет, какой Лёдя – Леонид… да, Утесов!

И он не выдерживает и кричит на всю улицу:

– Утесов!

Эхо многократно повторяет его крик. И кажется, что Лёде вторят улицы, дома, скалы, обрывы, море – вся Одесса:

– Утесов! Утесов!! Утесов!!!

Глава третья

«Пара гнедых, запряженных с зарею»

МОСКВА, ТЕАТР ЭСТРАДЫ, 23 АПРЕЛЯ 1965 ГОДА

Юбилейный вечер Утесова продолжается.

Среди поздравляющих деятели искусств перемежаются с представителями общественных организаций. После Аркадия Райкина и Зиновия Гердта на сцене появляются представители МИДа – пожилой сухопарый чиновник и молодая симпатичная женщина.

– Уважаемый товарищ Утесов! – торжественно начинает чиновник. – Разрешите от имени Министерства иностранных дел Союза Советских Социалистических республик зачитать официальную ноту…