– Как мило, – с необидной ехидцей сказала Катя, разглядывая потемневший от времени, готовый повалиться деревянный забор. – Нам туда?
– Туда, моя прелестница, там нас ждут трудности приключения.
– Становится все интересней, – сказала Катя, поддержав меня своей улыбкой. За калиткой открылась небольшая заводь, заставленная яхтами и моторками.
– Ничего себе, – сказала Катя. – Вполне.
– Что вполне?
– Неплохие яхты, – сказала она тоном искушенного человека.
– Да, вот как-то так, – я скромно опустил голову.
– Какая же из них наша? Я хотела сказать, та, на которой мы пойдем.
– Вон та беленькая, на ней. Да, на всякий случай. Количество приключений зависит только от тебя… Управлять яхтой я не умею.
– То есть ты знал, что это умею делать я?
– Да, я в этом не сомневался. Даже если бы тут стоял крейсер, я бы не удивился, узнав, что ты на нем капитан.
Вручив взяточнику-сторожу положенную ему мзду, мы пошли к яхте.
– Присмотрите за синим Пежо, пока нас не будет, – попросил я сторожа.
На яхте у Кати подичали глаза.
– Ты готов?
– Да. Но я не умею плавать.
– Не ври. Умеешь. Поди, струсил.
– Нет, меня просто укачивает. Все, на что я тут способен – это найти тебе капитанскую фуражку.
В рундучке под лохматым свитером ее прятал хозяин яхты, мой друг, полуолигарх Саня. Белая, расшитая золотом, с коротким козырьком, она очень шла Кате. На воде было свежо. Значительно хлопнул наполненный ветром парус.
– Голову беречь, – негромко скомандовала Катя, пересаживаясь на другой борт. Над моей головой пронеслась рея.
– Экстремалка, – с негодованием сказал я, когда Катя в очередной раз, делая крутой поворот, заставила меня откидываться назад.
– Катя – ой, простите – кептен, на этом судне, кроме опасных для здоровья маневров, предусмотрено что-нибудь соразмерное с простым человеком, например, перекус? А то как бы перенасыщенность впечатлениями не отразилась на качестве других радостей жизни. Я знаю, где можно подойти к самому берегу.
– Пошли, – послушно сказала Катя.
– Тогда нам вон на тот мысок.
Мы пристали к узкому дряхлому бону. Берег выглядел приветливым. Крохотный березовый лесок на невысоком обрыве был на удивление чистым, если не считать старого костровища. Наш парусный кораблик без Кати погрустнел.
– Тут вряд ли найдется что-нибудь, из чего можно устроить костер, – пожалел я.
– Это хорошо, я не люблю костров.
– Почему? Это же уютно. Посидеть, посмотреть на огонь.
– Сережа, я видела, как горел бабушкин дом. Она этого не пережила.
Катя стояла, прислонившись к березе. Моя Катя. Красивая, умная, любимая. Куда она смотрит, что она видит?
– Сережа, там в сумке бутерброды.
– Да бог с ними, нам все равно километра через три-четыре приставать.
Я подошел к Кате.
– Хорошая моя, что с тобой? Что ты там видишь?
Она повернула ко мне голову.
– Я там вижу тебя, молодого совсем, послеармейского.
Катя улыбалась, но как-то невесело.
– Сережа, ну почему ты не спрашиваешь меня, кто я, как жила до тебя, чем я занимаюсь.
– Катя, я все еще не привыкну к тому, что ты рядом со мной. У меня темнеет в глазах, когда я на тебя смотрю. Что ты со мной делаешь. Ты лишаешь меня воли. Я эгоист. Вместо того, чтобы избавить тебя от наваждения, сказать: «Ну приди же в себя. Посмотри, какой я старый. У меня все уже в прошлом, а я эгоистично стараюсь понравиться тебе…»
– Все? Ты сказал все?
– Катя, ты смеешься?
– А что мне делать с тобой, таким бестолковым? Тем более, что ты меня уже скомпрометировал… Так что твое отступление я расцениваю, как минутную слабость. Тебе дается шанс оправдаться.
