Но больше всего детей поразил её рот. Он их просто заворожил: тонкие губы, тёмные от старости и словно вымазанные дёгтем. Зубы – мелкие, круглые и матовые, тоже чернее чёрного. Этот рот казался духовкой, а язык – угольком. Голос же её скрипел, как ржавая печная заслонка.
– Покормите меня! – приказала она своим скрипучим голосом так, что слов было почти не разобрать.
Плечи её укрывала чёрная мантия, которая свободно болталась на тощей фигуре.
Майя и Тау остолбенели. Старуха меж тем приблизилась, бормоча что-то себе под нос. Она смотрела детям в глаза так пристально, что у них заныло в затылке.
Первой очнулась Майя. Она достала из кармана пакет, в котором оставалось немного печенья.
– У нас только это… – растерянно проговорила она.
Дрожащей рукой старуха схватила пакет и высыпала содержимое себе в рот. Туда же последовали и сам пакет, и даже резинка, которой он был стянут.
– Ещё-о-о-о, – требовательно проскрипела она.
Тау бросил ей в рот завалявшийся бутерброд. Старуха мигом его проглотила вместе с фольгой и полиэтиленовым пакетом.
– Ещё давайте, – приказала она. – Я есть хочу!
– Но у нас больше ничего нет.
– Мальчишка, – старуха ткнула в Тау своим крючковатым пальцем с пожелтевшим ногтем. – А ну-ка доставай конфеты из кармана!
Глаза блеснули, а рот открылся ещё шире, готовый не то крикнуть, не то что-нибудь проглотить. Она указала на карман Тау.
Мальчик запустил руку в карман и извлёк несколько завёрнутых в фантики карамелек.
– А девчонка пусть отдаст мне бумажные салфетки! – Она указала на карман Майи.
Тау и Майя послушно протянули старухе содержимое своих карманов, которое мигом исчезло в бездонной утробе. У детей перехватило дыхание.
– Фонарик давайте!
– Как, вместе с батарейками?
– Фонарик, я сказала, – рявкнула старуха, разинув пасть ещё шире.
Пока старуха пережёвывала очередную порцию, Тау поднял с земли ветки и бросил их в глубь бездонного жерла. И что же? Проглотила – и не поморщилась! Только завиток дыма вылетел из уголка рта.
– Фляжки!
Дети бросили ей фляжки. Старуха была до того голодна, что поймала их ртом на лету, как дикий лесной кот.
– У нас больше ничего!
– Ключи от дома доставай, девочка!
Оцепенев от немигающего взгляда старухи, Майя бросила в пасть связку ключей.
– Ботинки! Носки!
Майя и Тау повиновались. Теперь они стояли перед ней босые, держась за руки. Дети понимали, что им нужно бежать, но напрочь забыли, как это делается. Старуха пригвоздила их к земле пустым серым взглядом. А в следующий миг это страшилище приблизилось к ним почти вплотную.
– Ишь какие у вас аппетитные глазки… А давайте-ка их тоже сюда!
Дети вцепились друг в друга ещё крепче.
– Бежим! – крикнули они. Однако ноги по-прежнему не двигались, словно приросли к земле.
И тут откуда-то донеслось:
– Эй!
Старуха завертела головой, но никого не увидела. Она глянула вверх:
– Это ты, ворон? – удивилась она. – Давай-ка помоги: выклюй у них глаза!
И снова уставилась на детей. Тау побледнел, а Майя скуксилась, готовая вот-вот заплакать.
– Да что это с вами? – Старухино лицо сморщилось, как печёное яблоко. – А ну, не плакать! Не то ваши чудесные, ясные глазки погаснут! Фу, терпеть не могу плакс!
Взмахом руки старуха отогнала ворона. На этот раз она подошла так близко, что чуть не коснулась детей своим носом-крючком.
– Скажите «белый», – внезапно прошептала она.
– «Белый», – послушно пробормотали дети, дрожа от страха.
