На нашей площадке, слева от нас, изначально жила бездетная семейная пара, оба угрюмые, некрасивые, нелюдимые. Тетя Люба в отличие от мужа прожила до старости, и с какого-то времени она превратилась в вечно бормочущую мегеру, если кто-то проходил мимо, либо она подходила к своей двери и возилась прежде, чем ее открыть. Она ни с кем не общалась, но без конца приглушенно кляла всех и вся. Ее муж, дядя Вася, выглядел не таким мрачным, но он умер, когда я еще учился в школе. Помню, что он чаще других открывал мне входную дверь нашей квартиры в первом классе, когда с ней были проблемы, мне не хватало силы повернуть ключ, и, по совету отца, я просил об этом кого-то из соседей. Понятно, что сначала я звонил в квартиру ближайших соседей. Дядя Вася молча, с едва заметной полуулыбкой открывал мне дверь, лишь молча кивая на мое «спасибо».
На четвертом этаже, через этаж над нашей квартирой, жила Лена, которая училась в параллельном классе. Отца у нее не было, но был младший брат. Одно время, в старших классах школы, у нас едва не начались отношения, как между парнем и девушкой, но это быстро прошло. Лена любила петь, и ее часто можно было услышать даже с нашего этажа. По-моему, голос у нее был отменный, хотя на эстраду она так и не попала.
Над Леной, на пятом этаже жил дядя Джон, да, именно так его и звали. Джон любил негромко напевать, когда спускался или поднимался в подъезде – он долгие годы участвовал в самодеятельности в местном Доме Культуре. Жену его звали Неля. У них был сын Игорь, но он был намного старше меня, и я его плохо помню: он рано женился и съехал от родителей.
Единственным другом моих родителей в нашем подъезде можно назвать дядю Гену, он жил с женой на пятом этаже в однокомнатной квартире. Высокий, черноволосый, слегка заикавшийся, он нередко приходил к нам и, бывало, просто сидел, наблюдая, как у меня шли морские бои «на кораблях», которые перемещались по полу общей комнаты. Он всегда называл меня Игорек, иногда приносил что-то вкусное. Мне кажется, он меня любил, как можно любить чужого ребенка – своих детей у него не было. Он был евреем, как и его жена, Нина, прямая его противоположность: маленькая блондинка. Она к нам почти не приходила и была очень застенчивой. Мы вместе встречали у нас Новый год, 1991-й, после чего они уехали в Израиль, чтобы больше никогда с нами не увидеться.
8. Родственники
В отличие от родителей мамы из деревни, дед и баба со стороны отца жили в городе. В их дворе росли пару яблонь тех сортов, что мне больше всего нравились: «штрифель» и «путинка». Подростком я любил набрать у деда и бабы целый пакет яблок, пахучих и больших. Во дворе был курятник, сарай, там я провел первые пять лет своей жизни, и там я потом бывал чаще, чем у других родственников. С ними всю жизнь прожил Вова, младший папин брат, с которым в зрелом возрасте я общался по-дружески едва ли не с единственным из своей многочисленной родни. Он был всего на одиннадцать лет меня старше. Он играл на гитаре, писал музыку, стихи, даже начинал с десяток романов, правда, ни один из них так и не закончил. Остальное же он по-настоящему так и не продвигал из-за своей непутевости и вообще образа жизни, где все очень портила проблема с алкоголем.
Одно время, пока я жил с родителями у деда и бабы, с нами, как третье семейство в одном доме, жила папина младшая сестра с мужем и моей двоюродной сестрой Жанной, которая была на пять лет младше меня. Вторая дочь у них родилась спустя семь лет, когда все уже жили отдельно. Мы жили на веранде, это была одна комната, а тетя с семьей – в общей комнате, самой большой, но проходной, между большой спальней и коридором. Сложно представить, как мы там все помещались, наверное, все это длилось недолго. Когда я был в начальных классах, и мы жили отдельно, у бабы с дедом жила моя прабабушка Настя, мать бабы. Она пережила оккупацию уже в зрелом возрасте, была слепая, и, когда я приходил, она, называя меня Игорек, просила, чтобы я дал ей руку. Кожа у нее была очень старая, но меня это не пугало, не отталкивало, как часто бывает с детьми, и я с удовольствием протягивал руку, чтобы она меня «нашла» и что-нибудь сказала мне. Прабабушка жила в одной комнате с дядей Вовой. Она была, как и баба, невысокая, сухонькая, и прожила 90 лет, умерев поздней осенью 83-го года, когда мне было девять.
