Ирт ничего не понял, но случай ржавым гвоздём врезался в душу, поэтому мальчик больше никогда не обращался к мужу матери как к родителю.
Примерно год спустя, полупьяный ратник, пришедший к Велдеру и не заставший хозяина дома, устроившись на крыльце, со скуки принялся вразумлять мальчишку. Говорил гость не шибко связно, да и слушатель не всё сказанное осознавал, но воина это не останавливало.
– Ушли мы, значитца, в поход… – солдат икнул и зачем-то потрогал губы. – Воевали в Хенсере… долго. Я был ранен пять раз. Хвала богам, ничего такого… Командир, слышь, отметил мою храбрость!.. Почти два лета в чужих краях… Наше войско, малец, куда лучше тамошнего… да и пить они не умеют… ик! Всяко повидали… кое-кто и сгинул. На то она и война… Потом возвернулись, Велдер смотрит: покуда его не было – хоп! – народился ты…
Рассказчик глупо заржал.
– Ох, и рожа у него была! – Загоготав пуще прежнего, ратник икнул, поперхнулся, после чего с побагровевшей физиономией долго кашлял. Отдышавшись, сказал в заключение: – Хотел он её прогнать… и надо было!.. Да любил шибко… Так всё и осталося. Слабак…
В этот момент на пороге появилась мать Ирта и прогнала гостя прочь.
Мальчик много думал над словами солдата. Желая разобраться в смысле его речей, обратился с вопросами к матери. Та уклонилась от ответа, пообещав растолковать как-нибудь потом, когда Ирт повзрослеет.
«Потом» не наступило никогда.
Лишившись матери во время мора, Ирт остался вдвоём с Велдером. И только тогда постиг глубину его ненависти. Если раньше воин игнорировал его, холодно обращаясь лишь по крайней нужде, то теперь тоска и гнев потерявшего жену мужчины обратились против пасынка.
Летели месяцы, за сырой весной пришло солнечное лето. А в домишке Ирта и Велдера точно навеки поселилась зима. Не снежные холода, нет, – сам злобный дух мёртвого времени года, вечно желающий извести всё тёплое и живое.
Велдер начал пить, проводя в корчме чуть ли не все свободные дни. Быстро растратив скудные сбережения, таскал из избёнки мало-мальски ценные предметы, чтобы заложить или продать. Солдата интересовала лишь брага, а прочее не заботило – особенно Ирт. Голодал ли мальчишка, болел ли – Велдер даже не задумывался о подобных вещах. Маленькая хрупкая фигурка была в его глазах лишь объектом для вымещения дурного настроения.
Сердобольные соседки пытались урезонить Велдера, говоря, что Ирту нужна забота. Но воин, не слушая, всякий раз посылал советчиц к демонам, подтверждая поговорку, гласящую, что пьяного солдата способны остановить лишь командир да вражий клинок. И, не желая связываться с отчаянным вооружённым пропойцей, женщины перестали лезть в отношения Велдера с пасынком.
Тяга к хмельному сказалась и на службе. Уважая заслуги Велдера, сотник некоторое время закрывал глаза на его поведение. Но когда пьяный воин затеял драку, находясь в карауле, командир сначала на два дня запер его в порубе, а, выпуская, обругал.
– Велдер, – сказал он напоследок, – здесь, на границе, солдатам многое прощается. Но не нерадивость. Слишком тут опасно, сам знаешь. Пьяницы и разгильдяи в наших краях долго не живут. Но полбеды, кабы сами мёрли. Коль человек дурак, и о себе не думает – демоны с ним. Сдохнет – горевать никто не станет. Так ведь пьянь товарищей под удар ставит… Ты боец опытный, отважный, не придерёшься. Но станешь и дальше на службе колобродить – повезёт, коли плетьми отделаешься. А ведь можешь и на виселице очутиться… Дабы урок тебе был, лишаю чина десятника. Иди, да поразмысли о жизни своей…
