Дверь из грубо обработанных досок протяжно скрипнула, приоткрываясь. В образовавшуюся щель, сутулясь и прикрывая тонкую шею задранными плечами, бочком проскользнул мальчишка лет одиннадцати. Слишком часто моргая, неуверенно приблизился к покосившемуся столу. Застыл, повесив голову с неровно остриженными нечёсаными волосами цвета выгоревшей степной травы.
– Смир-рна, выродок! – хриплый мужской голос заставил мальчишку вздрогнуть. – Стать, как с-следует!
Под заплатанной, давно не стиранной рубахой паренька зашевелились тощие лопатки, когда он попытался выполнить приказ.
– Гляди на меня, ублюдок! – по столу грохнул тяжёлый кулак.
Мальчик сжался. Пересиливая страх, поднял голову. На сером измученном лице даже в мигающем свете огарка сальной свечи были заметны следы побоев: разлившийся по скуле темный кровоподтек, распухшие губы, желто-коричневые пятна на лбу и нижней челюсти… Ребёнок стоял почти не дыша, изредка вздрагивая, стараясь не встречаться взглядом с ненавидящими глазами сидящего за столом.
На несколько ударов сердца повисла напряжённая тишина. Слышалось лишь потрескивание и шипение коптящей свечки.
– Ну, чё выставился, гадёныш?! – вновь прикрикнул мужчина. – Не доволен чем-то?
Мальчик сглотнул: он знал, чем это закончится.
– Чего молчишь? Не доволен?.. Отвечать!
Губы ребёнка слабо шевельнулись, разбудив притихшую боль.
– Не слышу, скотина! – от мужчины плыл смрад перегара. – Отвечать!
– Я… доволен… всем… – по слову выдавил мальчишка.
– Когда ссу, струя и то громче журчит! Отвечать, как положено!
– Я всем доволен, господин десятник, – с натугой произнёс паренёк, бледнея.
– Так-то, ублюдок… Ступай к Ферулу за брагой. Одна нога здесь, другая там!
У мальчика мелькнула надежда, что мучитель упьётся и на некоторое время оставит его в покое. Но на миг осветившиеся светло-карие глаза тут же потухли.
– Чего медлишь, сволота?! – снова начал распаляться мужчина. – Давно не получал?
Уткнувшись взглядом в пол, мальчишка дрожащим голосом вымолвил:
– Не даст он… Ферул сказал, что покамест монет за прежнее не увидит, ни полкружки не даст…
Ненадолго гнев сидевшего за столом обратился против Ферула. В адрес корчмаря сыпались изощрённые ругательства и угрозы, покуда жажда вновь не напомнила о себе.
– Не желаю ничего слышать, скотина! – заорал мужчина. – Умоляй Ферула или ступай к Мунгоуду – мне до козлиной задницы! Но чтобы притащил браги! Покуда не отыщешь – домой не возвращайся! Убью, гниду!
Понурившись, паренёк поплёлся к двери. Наступив босой ногой на острый черепок, лишь судорожно выдохнул и смахнул с ресниц выступившие слёзы: громко плакать его давно отучили кулаки хозяина дома.
Мальчишку звали Ирт. Ещё два года назад, до смерти матери, его жизнь не походила на теперешнюю. Впрочем, те времена почти стёрлись из памяти, вытесненные совместным существованием с Велдером.
Ирт даже мысленно не называл его отцом. Едва научившись говорить, он по примеру матери обращался к вечно сумрачному солдату исключительно по имени. Лишь став старше, пообщавшись с соседскими ребятишками и кое-что узнав о семьях, однажды вечером подойдя к Велдеру, вопросительно произнёс:
– Тятя?
Изменившись в лице, мужчина вскочил, опрокинув табурет. Схватив трепыхавшегося маленького человечка за ворот рубахи, поднял до уровня глаз и, яростно тряхнув, гаркнул:
– Не смей меня так звать, выродок!
Швырнув перепуганного Ирта в руки подоспевшей матери, прожёг обоих бешеным взглядом и покинул дом, громыхнув дверью. Той ночью обратно его принесли сослуживцы: Велдер так напился в корчме, что не мог пошевелиться.
