– Ты с ума сошла, – говорила ей Нонка, – не сдашь первую сессию – вылетишь из института! Ты же такая способная! Соберись и учи, как положено!
– А как положено? – вздыхала Лика. – Ну, не лежит у меня душа к этой зубрежке! Тут ума не надо – запоминай только все, как автомат! Никакой свободы творчества!
– А может, и нет у тебя этого самого ума? – сердилась и насмешничала Нонка. – Не способна ты к учебе? Чтобы творить, азы надо знать, а ты элементарно заваливаешь зачет за зачетом, творческая личность! Вот выгонят тебя, тогда узнаешь!
– Ну, это не твоя мысль! Это профессор Русанов говорил вчера об азах, а ты повторяешь! – смеялась Лика. – Пускай выгоняют, я только рада буду, – храбрилась она, но на душе у нее становилось все тревожнее…
Однажды, когда она поздно вечером в довольно-таки паршивом настроении подходила к общежитию, ее окликнула какая-то женщина.
Лика удивленно вгляделась в нее, узнала и вздрогнула: то была Людмила Васильевна.
– Что вы хотели? – помертвевшими губами спросила она.
Людмила Васильевна, робко улыбаясь, приблизилась и коснулась ее руки. Лика молча отстранилась.
– Ты меня узнаешь? – спросила женщина.
– Да, вы – Людмила Васильевна.
– Я – твоя мама! Ты знаешь это?
– Моя мама – Нина Ивановна Свирина. Но о вас я слышала, – это вы когда-то однажды забыли меня в больнице!
– Я тебя родила! – сказала Людмила Васильевна и заплакала. – Разве это ничего не значит?
– Значит, наверное. Но это не главное. Меня вырастила другая женщина, она – моя мама, я люблю ее!
Лика повернулась и хотела уйти, но Людмила Васильевна схватила ее за руку и удержала:
– Я хотела с тобой поговорить,.. – она вытерла слезы и смотрела теперь на Лику заплаканными большими глазами жалко и заискивающе.
Как эта девочка была похожа на их Лелю и на нее саму, молодую! За два пролетевших года она стала выше и стройнее. Даже в этом скромном пальтишке и вязаной шапочке, что на ней, она красива и выглядит совершенно здоровой. Ах, какую ошибку совершили тогда они с Костей!
– Я не помню вас, – сказала Лика. – О чем нам разговаривать? Все ясно и так. Простите, но мне надо идти!
– Нет, постой! Я не задержу тебя надолго! Я не в первый раз пытаюсь встретиться с тобой, и сегодня наконец удалось! Дай мне только сказать несколько слов, пожалуйста! – в голосе Людмилы Васильевны послышались слезы.
Лика смотрела на эту женщину и в душе не чувствовала к ней ничего, кроме презрительной жалости. Голос крови, о котором пишут в книгах, – где он? Не эти руки обнимали ее, когда она была маленькой, не они помогали ей делать первые шаги, побеждать долгую болезнь! Не она утешала ее и учила, заботилась о ней и не спала ночами, когда она болела. Лике хотелось только одного – повернуться и уйти. Но эти налившиеся слезами глаза, этот плачущий голос…
– …выслушивают даже преступников, – шептала между тем Людмила Васильевна…
– Я слушаю, говорите, – сдавленно пробормотала девушка.
– Лика, я не прошу, чтобы ты простила нас. Не прощай, если не можешь! Я сама никогда себе не прощу, что тебя тогда оставила. Я была глупа, молода – немногим старше тебя, и рядом со мной не было никого, кто мог бы наставить на правильный путь. Ну, так уж вышло, прости… Но сейчас мы с Константином Львовичем можем помогать тебе! Твои приемные родители – прекрасные люди, они стараются дать тебе образование, но разве ты не видишь, как им трудно? Они не богаты и во всем себе отказывают, чтобы содержать тебя. Тебе не жалко их? Константин Львович предлагал нашу помощь, но твой… отец… прогнал его. Он не говорил тебе об этом?
