Истории с ароматом деревни - страница 5

– Вы верно, удивились, что я так рано спать легла. Вот уже третий день, как сломался телевизор, что-то шипит и моргает. Вот и приходится под кошачье мурлыканье рано спать ложиться, – с улыбкой произнесла хозяйка, и как бы в подтверждение её слов с печки спрыгнул здоровенный рыжий котяра и прямиком направился к столу. – Что, паршивец, как мышей ловить, так тебя нет, а за стол – первый? – ласково попеняла хозяйка.

– Давайте посмотрю ваш агрегат, – предложил я. – Попробуйте, – милостиво согласилась хозяйка.

Так оно и есть. Оторвался проводок антенны от штекера. Через несколько минут диктор из «Время» вещал о неуклонном улучшении жизни всех категорий трудящихся и горько сетовал о недоедающих неграх. Так, что кусок не лез в горло. Об этом я несколько слукавил, с поставленным на столе можно было язык проглотить. Здесь была и злобно скворчащая яичница со шкварками, и солёные огурчики с веточками укропа, и хрустящие грузди в сметане, с колечками лука. Как раз к ним подоспела обволакивающая ароматным паром, только что сваренная картошка, куда в кастрюльку хозяйка положила добрый кусок жёлтого домашнего масла. И венчала это изобилие бутылка самодельного продукта, чуть пахнувшего дымком и сивушкой, коварная мягкость которого уже после первой рюмки приятной истомой обволокла уставший за тягомотный день организм. Хозяйка без излишней напористости потчевала позднего гостя.

Когда первый голод был утолён, разговорились. Узнал, что вдовствует она уже три года. Работает кладовщиком в колхозе. Держит в своём хозяйстве корову, поросёнка, кур и кота Афанасия, который, услыхав своё имя, прыгнул ей на колени и сыто замурлыкал.

На моё замечание, что содержать такое хозяйство тяжко и хлопот но, хозяйка, улыбнувшись, ответила, что всё дело в привычке да и детям в городе хочется помочь. Они тоже мать не забывают: и сена накосить помогают, и картошку выкопать, и в грядках покопаться.

В процессе беседы я спросил, как пройти в контору колхоза.

– А это очень просто, – сказала хозяйка. – Как выйдете от меня – прямо по улице, а дойдя до развилки – повернуть за «чёртовым дубом» направо.

Я сразу навострил уши . – Что за «чёртов дуб»? – спросил я .

Хозяйка как-то зябко повела плечами и немного подумав, сказала: – А может, не надо к ночи?

Но после чашки крепкого ароматного чая, приправленного какими-то душистыми травами спать совершенно не хотелось да и время позволяло. Я ещё раз повторил свою просьбу.

Женщина, видя мою просительную физиономию, произнесла: – Ну, раз такой настырный, то слушай.

Это произошло давно. Ещё за польским часом. Там, где сейчас разместились склады колхоза, был панский двор. К нему вела брукованная дорога, вся усаженная липами и клёнами. Дорога и сейчас сохранилась, а от аллеи остался, будь он неладен, этот «чёртов дуб». Если остальные деревья погибли от старости или срублены мужиками после ухода поляков, то этого не брали ни топоры, ни пилы. Одним словом – «чёртов».

Как рассказывали старики, пан был богатый. По праздникам во дворце гремели балы. Многие видные гости привозили своих сыновей в надежде породниться с хозяевами. Но молодая красивая панночка не торопилась делать свой выбор. Каждому молодому человеку она дарила долю своего кокетства и туманную надежду.

Может, они не устраивали её своей родовитостью и богатством, а может и другая была причина.

Как рассказывала древняя старуха Дёмчиха, слюбилась она с молодым красавцем, панским лесником Данилой. Он был единственным сыном и опорой своих слепых родителей. Мать, прознав об ухаживании сына за панской дочкой, богом молила отступиться, как бы чувствую материнским сердцем страшную беду. Но сын, ослеплённый любовью, и слышать ничего не хотел.