Истории с привкусом мазута. Африканские истории - страница 3




К этому времени на крики и визги собрался уже весь квартал. Большинство столпилось у ворот, кто-то сидел на заборе и, как болельщики на стадионе, делал ставки: кто победит, мы или свинья. Самые наглые зашли во двор и давали советы.

Мы снова посмотрели на майора, и он понял, что от его решения зависит авторитет советской армии.

– Будем убивать током, – сказал он.

Для наших военных дело было привычное: взять два проводка и присоединить к лапам. Провода нашлись, лапы дергались в истерике. Складывалось впечатление, что, побегав по двору, свинья снова почувствовала себя поросенком и решила до конца сопротивляться надвигающейся катастрофе. Свинью уже держали шесть человек. Обалдевший Карамагор стоял рядом и молчал. Еще двое включали ток. Переводчики притихли на веранде и дрожали. Когда ток прошел через свинью, она завизжала так, что сбежалось еще три квартала. Но умирать не хотела. Когда капитаны поняли, что электричество ей тоже нипочем, они опустили руки. Тогда очень аккуратно, как достойного противника, они ее связали и позвали соседей.


Наши черные друзья, которые только что аплодировали и болели за свинью, прирезали ее за пять минут, разделали мясо и передали его нам за небольшое вознаграждение. В этот вечер было выпито много водки, а свинья оказалась вкусной.


На следующий день в местной газетенке появилась статья о том, как советские офицеры в чужой стране издеваются над редкими местными животными.

Дело замяли, а в общагу приехал наш начальник-полковник и сказал:

– Майору объявляю строгий выговор за то, что не мог справиться со свиньей, капитанам по выговору, а переводчикам – благодарность за то, что не входили в сношения с местными животными.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГОРОД

За три года я вжился в Бамако и полюбил его, хотя, как бы его ни приукрашивали на открытках, это была просто большая одноэтажная деревня, разделенная пополам рекой Нигер.

Нас возили на автобусе на работу и обратно, и, поначалу, оставшееся время мы проводили дома. Потом мы осмелели и стали выходить в город по двое, по трое. Мы исследовали улицу, на которой жили, и, кроме двух королевских фламинго, живущих на соседнем заборе, и трех унылых продавцов сигарет, сидящих на табурете перед сколоченными из досок ящиками, не обнаружили ничего интересного. Тогда мы двинулись дальше к центру и по соседству с длинным забором, на котором крупными буквами было написано «здесь не писать», но, как нарочно, рядом писали все, наткнулись на два единственных на весь город супермаркета. Войдя в них, мы поняли, что находимся за границей. Там было всё, что советскому человеку могло присниться только в розовом сне. Мы бросились тратить наши первые валютные деньги, но очень скоро старшие товарищи объяснили, что мы не миллионеры, а простые советские служащие за рубежом, и тогда мы попали на главную достопримечательность города – вещевой рынок. Это был лабиринт, город в городе, глаза разбегались. Мой приятель, переводчик Сережа, впервые оказавшись на рынке, срочно решил купить себе темные очки. Отговаривать его я не стал, но сам решил повременить с покупками, и правильно, как выяснилось: за те деньги, которые он заплатил, можно было бы купить пять очков. Очень скоро мы поняли, что на рынке принято торговаться. Происходило это таким образом:

– Хотите купить ковер? Это настоящий, персидский. Десять тысяч франков.

– Плачу тысячу франков.