– Я пришел, Автолик, чтобы вернуть себе свой скот, который ты так любезно пас.
– Это хорошо, – отвечал Автолик. – Иди теперь, пройдись среди моих стад, и если ты найдешь какою-нибудь животинку с твоим клеймом на шкуре, она твоя: гони её обратно на свои собственные пастбища. Такое же предложение я делаю каждому, кто приходит ко мне с претензиями по поводу своего скота.
Тогда Сизиф, к великому удивлению твоего дедушки, пошел бродить среди его бесчисленных стад и выбрал свою скотину, не допустив ни единой ошибки.
– Разве ты не видишь мой инициал под копытом каждой из этих коров?11 – спросил Сизиф.
Автолик сразу понял, что его перехитрили, и он охотно подружился бы с тем, кто был более хитрым, чем он сам. Но Сизиф поступил с ним вероломно, как и со всеми, кто ему доверял12. И все же люди говорят, что теперь, когда он мертв, он получил свою награду в Аду; ибо там он обречен на нескончаемый тяжкий труд по поднятию тяжелого камня на вершину холма только для того, чтобы увидеть, как он снова скатывается на равнину.13 Именно от него люди научились называть твоего деда Царём скотокрадов; насколько это справедливо, ты можешь судить сам.
– Ты объяснил часть того, о чем я тебя спрашивал, – задумчиво сказал Одиссей, – но ты не ответил на мой вопрос о Гермесе.
– Я отвечу на это в другой раз, – сказал Фемиус, – потому что завтра мы должны возобновить наше путешествие, и я должен сейчас идти и привести все в готовность.14
– Но что тебе пообещал оракул? – удивленно спросил Одиссей.
– Пифия ответила на мой вопрос, – сказал бард. – Я спросил, какая удача должна сопутствовать тебе в этом путешествии, и оракул дал такой ответ: – «К дому и родным он вернется в целости и сохранности еще не скоро. С заслуженными шрамами, встреченный триумфальной песней».
– Что это значит? – спросил Одиссей.
– Только то, что там написано, – ответил бард. – Все, что сейчас нужно, это то, что мы должны внести свой вклад, и удача, несомненно, улыбнется нам.
И вот, на следующее утро они попрощались со своими добрыми хозяевами и начали подниматься по крутой тропинке, которая, как им сказали, вела вверх и вокруг к выстроенному в скале дворцу Автолика. На вершине первого склона они вышли на широкое плоскогорье, в центре которого до небес возвышался пик Парнаса. Вокруг основания этого пика были сложены огромные камни, один над другим, точно так же, как они были брошены в древние времена могучими руками Титанов. Со всех сторон были расщелины, пропасти и глубокие ущелья, через которые текли ревущие потоки, питаемые тающими снегами наверху. А по бокам утесов были темные пещеры и узкие гроты, выдолбленные в твердой скале, где, как говорили, обитали странные существа.
Время от времени Одиссею чудилось, что он видит горную нимфу, порхающую среди деревьев, или сатира с косматой бородой, поспешно скрывающегося среди расщелин и скал над ними. Они прошли мимо большой Корикийской пещеры, огромные сводчатые залы которой могли бы вместить тысячу человек; но тщетно они искали нимфу Корикию15, которая, как им сказали, иногда сидела внутри и улыбалась проходящим путникам. Немного дальше они услышали нежные звуки лиры и звуки смеха и веселья в вечнозеленой роще, ниже по склону горы; и Одиссей подумал, что там нет Аполлона и Муз.
Тропинка, по которой шел их маленький отряд, вела не на вершину пика, а огибала его подножие, а затем, сделав множество зигзагов, вела вниз, в лесистую долину, через середину которой несся горный поток. Мало-помалу долина расширилась, превратившись в приятную равнину, широкую и зеленую, ограниченную с трех сторон крутыми горными стенами. Здесь были богатые пастбища и луга, на которых Одиссей увидел тысячи пасущихся коров. Проводник сказал им, что это пастбища и скот великого Автолика. Недалеко от берега горного потока, – как раз там, где он срывался с обрыва и, забыв о своей дикой спешке, превращался в тихий луговой ручей, – стояло жилище вождя. Он был большим и низким, высеченным в цельной скале; он больше походил на вход в горную пещеру, чем на царский дворец.
