История Бабра: путь хранителя Байкала - страница 15
– Когда я вырос, соседи стали бояться, – медленно проговорил медведь. – Они видели во мне только силу и угрозу.
Он сделал ещё один шаг, и хвоя под лапами мягко зашуршала.
– Ремесленник пытался убедить их. Говорил, что я не опасен, что я не похож на тех, кого они боятся. Но люди редко слышат, когда им говорят то, чего они не хотят слышать.
Медведь на миг замолчал.
– В конце концов, они вынудили его.
Бабр слушал. Ветер прошёлся по верхушкам деревьев, но внизу по-прежнему было тихо.
– Он привёл меня в лес, – продолжил медведь. – Оставил. Не потому что хотел, а потому что иного выбора у него не было.
Они шли дальше. Лес слушал, ветер шептал в кронах.
– Но ты не стал обычным медведем, – наконец произнёс Бабр, разрывая тишину.
Медведь не ответил сразу, лишь шёл молча, мерно покачиваясь в ритме шагов, будто его мысли двигались с той же неторопливой глубиной, что и сам лес вокруг. Только через несколько мгновений он заговорил:
– Нет, – в его голосе прозвучало что-то далёкое, тягучее, как эхо старых историй. – Дух тайги увидел, что я не умею добывать себе пищу, как обычный медведь. Увидел, что я не такой, как остальные, сжалился… и решил помочь.
Что-то холодное скользнуло по спине Бабра. Он слышал рассказы о духах, о тех, кто живёт в тенях леса, в дыхании ветра, в глубине рек, но никогда ещё не встречал тех, кого они коснулись.
– Как дух тебе помог? – спросил он, напрягая слух, будто ожидая, что в этот миг сам лес подаст знак.
Медведь обернулся: его тяжёлые лапы медленно поднялись, и Бабр увидел когти – необычные, чуть загнутые, острые, но не как у хищника.
– Дух тайги позволил раскрыться тому, что и так жило во мне, – произнёс медведь. – Я не мог стать таким, как другие, но я научился делать то, что видел с детства. Этими когтями я вырезаю фигурки зверей – тех, что люди используют как обереги. Вырезаю наличники, те самые узоры, которые когда-то видел.
Он говорил ровно, спокойно, но в голосе его звучало что-то неуловимо тёплое. Ни гордость, ни самодовольство – а тихое понимание своего места.
– Благодаря этому я и живу, – продолжил медведь. – Охотники, купцы… Есть те, кто знают меня, кто не боится. Они приходят, меняют мою работу на то, что мне нужно. Так я и выживаю.
Медведь вдруг хлопнул себя лапой по животу, и его глубокий, добродушный смех разлетелся среди деревьев.
– И, судя по моим размерам, – усмехнулся он, – люди не жалеют платы за моё искусство.
Бабр ощущал: этот медведь – не просто зверь. В его голосе, в мерном ритме шагов, в том, как он говорил о людях, о дереве, о творчестве, было нечто большее, чем простая жизнь таёжного хозяина. Время текло иначе рядом с ним, как будто само пространство сгущалось, придавая словам и движениям особую значимость.
Они шли долго, пока лес неожиданно не разомкнулся, выпуская их на просторную поляну. На её краю стоял человеческий дом.
Бабр остановился. Когда-то, ещё будучи обычным тигром, он видел такие издалека, чувствовал запах дыма, слышал голоса, ловил в воздухе следы жизни, но никогда не подходил ближе. В его мире людские дома всегда значили одно – там живут охотники, а где охотники – там опасность.
Медведь, заметив его заминку, спокойно произнёс:
– Это заброшенное зимовье стало моим приютом, не бойся.
Но Бабр уже не боялся, он смотрел на дом и не мог отвести взгляда.
Дом был не похож на те, что Бабр видел прежде. Его окна и крыша были украшены резными узорами – не грубыми, а тонкими, изящными, словно тень чьей-то бережной руки всё ещё хранилась в древесине. Бабр не разбирался в людских орнаментах, но чувствовал: в них есть что-то живое, что-то не просто созданное, а вложенное с душой.